Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов

Саша в те времена был известной «околоиллюзионной» личностью. Во-первых, он всегда имел любые дефицитные билеты, во-вторых, всегда находился слегка во хмелю, но никогда сильно, а в-третьих, знал наизусть не только имена и биографии всех выдающихся режиссеров и актеров мирового кинематографа любых лет, но и названия, годы выпуска на экраны и сюжеты всех мало-мальски стоящих фильмов, так что мог бы поспорить даже с самой Вероникой. Само собой, что при таких талантах Саша всегда оказывался в центре внимания. У него покупали билеты, с ним советовались, на что лучше сходить, вели интеллектуально-задушевные беседы о нашумевших фильмах и знаменитых режиссерах, приобщались к высотам мировой кинодраматургии. Словом, Саша вовсе не был банальным примелькавшимся спекулянтом при каком-нибудь дефиците.

Но сегодня, как назло, Саша был не в настроении: солидная публика, видимо, приобрела билеты заранее, а у студентов и школьников не было особых денег. Я неуверенно спросил его о билетах на «Вальмон». «Обижаешь», – буркнул он. «Дай-ка мне парочку», – сказал я по-деловому. «Сорок рублей», – отворачиваясь, Саша изрыгнул перегар и вытащил из-за пазухи целую полосу билетов. «Эх, накрылась стипендия», – горько-весело подумал я и протянул ему все свои деньги.

Нику я застал отчаянно спорящей с каким-то высоким сутуловатым очкариком. Выяснилось, что один билет она сумела купить, а вот второй перехватил он. До начала сеанса оставалась одна минута, и Вероника доказывала очкарику, что ему лучше отдать билет нам. «Вы же не бросите свою девушку одну! Дайте хоть нам вдвоем посмотреть», – пугала она. Девушка очкарика уже продрогла на ветру и жалобно хлопала потекшими ресницами. Очкарик горбился, но не сдавался, подобно Брестской крепости во время массированного удара армады вермахта.

«Отдай ему билет, и пойдем», – я уверенно вмешался в их спор и потянул ее за руку. Тут Вероника резко повернулась ко мне: «Ну уж нет! Я тут вся до костей замерзла в поисках и уступать не собираюсь. Я пойду на фильм, а ты можешь делать, что хочешь». Я объяснил, что билеты у меня есть. Вероника обругала меня идиотом, отдала свой билет очкарику, взяла с него рубль пятьдесят и со словами: «Только ради вашей подруги!» направилась ко входу. У входа еще более хмурый Саша усиленно распродавал кипу билетов по пятерке за штуку.

В теплом фойе Ника, улыбаясь ласково и лучезарно, извинилась за «идиота». Я промолчал, хотя и переживал свое унижение. Форман талантливо показал нам коварство «свободной» любви, тщетные потуги эротоманов и распущенность французских нравов. После фильма мы увидели толпу, рвущуюся на следующий сеанс, и опять чем-то недовольного Сашу.

Нас обогнали счастливо улыбающиеся очкарик и его девушка. Они держались за руки. Мы же с Вероникой шли к метро молча, каждый думал о своем… А назавтра нас опять принял родной вуз – огромный зал ожидания судьбы.

Вскоре после той ночи мы поженились. Ника вышла замуж за моего сокурсника. Я осчастливил собою лучшую Никину подругу. Но это уже совершенно другие истории…

Искренне ваш, Марат Ковалевский».

Тот злополучный поход в кино припомнился мне смутно, будто бы нечто из области почти забытых давних снов, и потому я удивилась, дочитав историю до конца. Главным же образом удивилась я тому факту, что сама себя воспринимала совершенно по-иному и самое себя считала намного умнее и лучше, чем в Маратовом описании. Эта Ника в рассказе – это же просто-напросто супер-самоуверенная, да и грубоватая к тому же, амазонка с недостатками воспитания и тактичности, у которой ее собственное Я всегда на первом почетном месте. Ведь она, то есть я, совершенно не способна не то что чувствовать, а даже и замечать чувства окружающих?!