Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов

С сожалением вспомнила я о своей записной книжке с эпитафиями, которые, будучи еще совсем девочкой, любопытная Вероника не ленилась списывать с кладбищенских надгробий. Там как раз что-нибудь дельное отыскалось бы к текущему случаю! Эх, зачем позабыла привезти с собой из Москвы свое же собственное рукописное сокровище!

Достаточно быстро, всего-то минуты за три, переодевшись в купальник, а поверх – в тренировочный костюм, я еще на некоторое время задержалась у зеркала в белой раме, спонтанно и совершенно не ко времени занявшись тщательным разглядыванием своего зеркального двойника так, будто впервые его увидела.

Непонятно, с какой целью природа наградила меня такой сияющей подобно солнцу, до предела бесстрашной и пленительной красотой того самого «Ангела с мечом», иконописные, в строгом соответствии с каноном портреты которого можно видеть по правую руку от входных дверей в русские православные храмы. Внешность моя существовала как бы совсем сама по себе и жила своей собственной жизнью. На ней, к счастью и к моему удивлению, почти никак не отражались ни жизненные передряги, ни невзгоды судьбы, ни унижения от окружающих людей, ни крах юношеских надежд, ни циничные шутки рока – ну совсем ничегошеньки. По-прежнему светилось изнутри удивительным таинственным сиянием все же мое, но совершенно отдельно от меня как таковой пребывающее лицо, умные мышцы которого умели сами по себе расслабляться, хотя я лично вовсе не обладала ни способностью, ни умением, ни душевной силой справляться с вихрями-ураганами своих неисчислимых эмоций, а кожа его редко когда изменяла своему изначальному золотисто-шоколадно-розоватому оттенку, весьма смуглому даже для уроженцев Средиземноморских стран – то есть также была весьма загорелой «не от мира сего». С какой, спрашивается, стати?

Вот лицо мое – словно прекрасный тюльпан.
Вот мой стройный, как ствол кипарисовый, стан.
Одного, сотворенный из праха, не знаю:
Для чего облик этот мне скульптором дан?

Торжественным хоралом во мне зазвучали упоительные строки придворного математика средневекового Хорезмского шаха Омара Хаяма – истинного певца этого мира и этой жизни.

Итак, по одну сторону зеркальной поверхности стояла я – одинокая, полунищая, полубольная, полуубогая, психологически вконец разодранная русская тетка средних лет; зато там, в туманной и таинственно мерцающей глубине зазеркалья виделось явление настоящего божьего ангела в короне золотистого свечения вокруг головы, со свежими, вечными розами цветущими щечками; нежно изысканным овалом упоительного, хотя в то же время весьма волевого, серьезного, если не сказать сурового, личика; ясными, блестящими, глубокими очами в обрамлении стрельчатых ресниц под живописно изогнутыми соболями-дугами бровей.

Ангел этот, ясное дело, всегда выглядел просто отменно, потому как ну какие-такие у них, ангелов, дела и заботы?! Только невероятно приятные и исключительно почетные… Им не надо придумывать, как исхитриться оплатить счета за телефон; у них не случается так, что не на что купить себе колготки, когда старые неприлично поизносились; им незачем выкраивать скудные гроши из личного бюджета на подарок ребенку к Новому году. Какая-то слишком правильная у них красота; в жизни не встречается такой запредельной кротости и ласковости – будто бы он, живущий в глубине стекла, куда-то тихонечко тебя зовет или ненавязчиво приглашает. Только куда же? Я сама время от времени озадачивалась, с какой же целью, почему и отчего тот ангел так часто отражается вместо меня; ведь я-то знала, что не имею с ним практически ничего общего. Да если бы то действительно было мной, то все живое и неживое по определению так и должно падать к ногам такой сексапильной блондинистой раскрасавицы и само укладываться в ровные штабеля; к моим же ногам упасть никто не спешил, а если кто и торопился, то в итоге оказывался банальным обманщиком-соблазнителем. Возьмем, к примеру, сегодняшнюю историю!

Совсем скоро перед моим окном должен расцвести куст белой сирени, а мама моя считала, что если долго на такую сирень смотреть на закате дня, то можно легко быстро позабыть о любых предавших тебя людях. Так я и сделаю!

Нет, в самом деле, почему у меня, бедняги, все и всегда получется как-то не так, встает не тем концом и поворачивается неправильным боком – прямо наваждение! Такое впечатление, что вокруг Ники-неудачницы вот-вот стены начнут рушиться и того гляди завалит ее, горемычную, преднапряженными бетонными конструкциями. Горько-горько вздохнув, я обнаружила, что опаздываю на предписанные санаторным режимом процедуры, и побежала прочь от зеркала и из комнатки быстрее робких грузин с полей сражений в поэмах Михаила Юрьевича Лермонтова.

Глава 51