Норвежские камушки

И есть в столице норвежцев нечто совсем особое — парк, где собрано множество скульптур. Если бы все на планете вдруг пошло прахом и уцелели бы только бронза и камень, по скульптурам этого парка можно было бы понять, какими радостями, страстями и муками жил человек. «Рождение», «Смерть», «Материнство», «Любовь», «Веселье», «Разлука», «Дружба», «Борьба», «Тревога»… Более сотни фигур. И все их исполнил один человек — Густав Вигеланн. Сорок лет непрерывной работы! Поражает, однако, не одержимость творца (это явление частое), поражает вера в художника городской власти. Норвежцы любят и чтят его — «второй после Родена», что не мешает, однако, хождению шутки: «Хорошо, что вовремя умер, иначе весь Осло был бы заставлен скульптурами».

Среди монументов есть в Норвегии памятник нашему солдату-освободителю от фашизма. Это благодарность. Есть монумент англичанину Роберту Скотту, проигравшему драматическое соревнование за овладение Южным полюсом норвежцу Амундсену. Это благородство. И есть монумент, в связи с которым вспоминают любопытную шутку истории. В центральном парке перед дворцом короля, до удивления похожим на наш ленинградский Смольный, — бронзовый всадник. Это король Карл Юхан, известный еще как француз Бернадот. Памятник похож на тысячи других конных памятников королям и царям. Но биография короля любопытна. Солдатом он участвовал в революции. Наполеон произвел его в маршалы. Умер Бернадот владыкой Швеции и Норвегии. Обмывая тело усопшего, придворные пришли в ужас: на груди короля они прочли татуировку, сделанную в молодости: «Смерть королям!»

Королевское молоко

— Коровы в черте города?

— Да. Но это королевские коровы.

Мы вылезли из машины… Президентский самолет, королевская яхта, царский дворец — это понятно. Но королевские коровы… Стадо справных пегих коров, привыкшее к любопытным, лениво паслось на обтянутом проволокой чистом лужке. Приближалось время вечерней дойки, и я живо себе представил, как старичок король Улаф V просит налить ему стаканчик парного перед отходом ко сну.

Король в Норвегии не правит, а только царствует. Правят парламент (стортинг), министры, чиновники. Король же для нации вроде живого памятника старины. Бережно сохраняют в музее под открытым небом рубленые дома, сараи и мельницы, сохраняется старинная утварь, одежда, старинные лодки. Отчего же с теми же целями не сберечь королевскую должность? Власти у старика никакой или почти никакой. Но есть у нации кто-то вроде отца. «Как все», король ходит на лыжах, участвует в парусных гонках и, кроме того, открывает государственные церемонии, вручает награды.

Конечно, полагается королю государственное довольствие. Трудно сказать, деньги ли эти невелики и король подрабатывает, или монарх, «как все», хочет быть причастным к земле, к простым делам, но есть у него стадо коров. Излишки молока король сдает в кооператив. И очень возможно, что, завтракая в отеле, мы отведали «королевского» молока.

И коль скоро о молоке разговор, уместно сказать: молоко норвежцы ценить умеют не только за пищевые достоинства, но и в коммерческом смысле. В стране сорок четыре тысячи коров. Прокормить их непросто. С парохода я видел: крестьянин делал что-то на высокой горе. Глянул в бинокль — косит сено. Как он оттуда его переправит? Мне объяснили: сложит в сетку и скатит вниз. Плодородной земли тут немного. Любая куртинка травы тщательно убирается. (На севере, где трав совсем мало, коров приучили есть рыбу.)

Себестоимость молока высокая. Чтобы сделать его доступным для всех и в то же время поощрить фермеров, государство все молоко покупает «в общий бидон». Продается молоко в магазинах дешевле, чем уплачено за него фермерам. К такому приему сейчас прибегают, впрочем, не только в Норвегии.

За столом

Еда… В любой стране присматриваешься: что едят, как едят? Я был гостем и не думаю, что лаке (лосось), шампиньоны и куропатка, которыми нас угощали, — обычная пища норвежцев. Расспросы и наблюдения позволяют сказать: хлеба норвежцы почти не едят и, кажется, даже и не испытывают в нем потребности — на столе для тебя в лучшем случае маленькая булочка. Вместо хлеба — картошка. Эта привычка складывалась веками. Хлеб привозной, и отношение к нему соответственное. Мясо тоже тут привозное и дорогое, конечно. На обычном столе его еще меньше, чем хлеба. «По воскресеньям для запаха в суп и котлеты», — сказал мне норвежец в беседе на эту тему. Зато в достатке, я бы сказал, в изобилии сыр самых разных сортов. И конечно, в избытке рыба (одной селедки двадцать сортов). Из рыбы, особенно трески, норвежцы делают массу разнообразных блюд, опять же в сочетании с сыром и со сметаной.

Норвежцы — сластены. Но сахар тут тоже привозной. И возможно, поэтому спрессован в кубики раза в четыре меньше нашего рафинада. Зато в избытке разного рода варенья и джемы: из клюквы, малины, брусники, черники, смородины, голубики. Варенье тут служит приправой едва ли не к каждому блюду, даже к селедке, причем сама по себе селедка нередко тоже сладкая.