Норвежские, кельтские и тевтонские легенды

Тишина воцарилась во дворце. Воины Нибелунгов сложили свои щиты и доспехи, чтобы отдохнуть от ратных трудов, а Хаген и Фолькер остались на страже у двери. Воспользовавшись затишьем, бургунды попытались заключить мир. Они напомнили королю Этцелю, что они приехали по его приглашению, как друзья, а были встречены предательством и злобой. Но Этцель потребовал, чтобы бургунды признали его своим сувереном. Тогда Гизельхер повернулся к сестре и спросил, что сделал он ей плохого, чтобы заслужить подобное обхождение? И даже женщины, оплакивавшие мужей и сыновей, свидетельствовали, что он известен лишь добрыми делами. Его слова тронули сердце Кримхильды, и она отвечала, что он, Гунтер и Гернот могут свободно уехать вместе со всеми своими дружинниками и слугами, если только они выдадут убийцу Хагена, чтобы она могла расплатиться с ним за то зло, что он ей причинил. Но Нибелунги, все как один, отвергли это предложение, посчитав его позорным.

Взбешенная дерзостью врагов, королева приказала гуннам предпринять еще один штурм и выгнать бургундов из главного зала. Снова закипело яростное стражение. Кримхильда не знала жалости. Она велела слугам поджечь верхнюю, деревянную, часть дома, и вскоре языки пламени уже охватили всю крышу. В конце концов она со страшным грохотом обрушилась на них. Зал наполнился страшными криками гибнущих в огне людей. После этого королева вернулась в свои покои и, стоя у окна, выходящего на дом, где, как она думала, сейчас горели ее братья и их друзья, она с грустью и сожалением думала о прошлом. Но сожаление это было недолгим. В ее сердце почти не осталось других чувств, кроме ненависти к Хагену.

А тем временем Нибелунги не погибли в огне, как надеялась Кримхильда. Большой зал со сводчатыми потолками, в котором они укрылись, был построен надежно и почти не пострадал от пожара. Бургунды долгое время просидели как в горячей печи, жар был такой силы, что им чудом удалось остаться в живых. По совету Хагена они утоляли неукротимую жажду кровью мертвых врагов.

Когда гунны пришли посмотреть на их обгоревшие тела, они, к своему немалому удивлению, столкнулись с шестью сотнями воинов, живых и невредимых.

Еще одно убийство. Гибель владетеля Бехларена

Королева с удивлением узнала, что Нибелунги по– прежнему живы и готовы сражаться. Пока она раздумывала, что лучше предпринять в такой ситуации, гуннская знать стала ей намекать, что следует обратиться за помощью либо к маркграфу Рюдигеру Бехларенскому, либо к Дитриху Бернскому. Первый получил от короля бессчетное множество благодеяний, а второй долго пользовался гостеприимством Этцеля, будучи изгнанным с собственных земель. Кримхильда послушалась совета и послала за Рюдигером.

Благородный маркграф сразу же явился по повелению королевы. Этцель рассказал ему, как обстоят дела. Король напомнил маркграфу обо всех почестях и богатых подарках, что тот получил у него на службе, и заявил, что теперь Рюдигеру пора подтвердить свою благодарность. Ему предстоит покарать бургундов за ужасный урон, который они нанесли королевскому дому и всей стране гуннов.

– Мой государь, – ответил доблестный витязь с горечью, – твои слова – истинная правда, и я готов сослужить тебе любую службу, какой бы опасной она ни была. Но не проси меня нарушить клятву в вечной дружбе, что я дал бургундам, когда они гостили у меня в Бехларене по дороге в Этцельберг. Они оказали мне большое доверие, а юный Гизельхер обручился с моей дочерью и собирался разделить с ней бургундский трон. С моей стороны было бы бесчестно поднять руку на тех, кто пришел ко мне с открытым сердцем.

Когда Этцель напомнил ему, что он дал клятву служить своему королю, Рюдигер ответил:

– Возьми себе мои замки и города, все богатство, что ты мне дал, и все, что добыл я сам в честном бою. Я пойду по миру с женой и дочерью, и моими главными богатствами останутся правда и честь.

– Нет, благородный маркграф, – ответила королева, – долг велит тебе повиноваться. Вспомни, как ты приехал в Бургундию сватать меня за Этцеля. Я боялась в одиночку ехать к варварам-гуннам, среди которых у меня не было ни друзей, ни советчиков, и ты поклялся мне торжественной клятвой, что будешь защищать меня от любого противника, кроме своего короля. Клятва, данная мне, старше той, что ты дал Нибелунгам. Если ты ее нарушишь – будешь обесчещен.

Рюдигер стоял перед королевой в глубокой задумчивости. Наконец он сказал:

– Отруби мне голову. Я не дрогну, когда топор палача коснется моей шеи. Но не заставляй меня делать то, что противно моей совести.

Но король и королева не соглашались, и наконец Рюдигер с тяжелым сердцем согласился исполнить их приказание.