Норвежские сказки

Выбравшись из наполнявшего ее хаоса валежника и бурелома и поднявшись вверх по крутому косогору, я еще прошел добрый конец по редкому сосновому бору, где деревья стояли правильными рядами, словно колонны; шаги мои гулко отдавались в воздухе. По опушке бора протекал ручеек, возле которого ютились ольхи и ели. По ту сторону ручья, на зеленом пригорке виднелось пламя большого костра, бросавшего красноватый отблеск на ближайшие стволы. Перед огнем виднелась темная фигура, показавшаяся мне благодаря своему положению между мной и пылающим костром необычайно громадной. В голову мне пришли рассказы о разбойниках Крогского леса, и одну минуту я готов был удариться в бегство. Потом я разглядел близ костра шалаш, еще двух парней и множество топоров, воткнутых в пень возле срубленной сосны, и понял, что это просто дровосеки.

Старик у костра что-то говорил; я видел, как у его черной тени шевелились губы; трубку он держал в руках и лишь изредка затягивался из нее, попыхивая огоньком.

Когда я подходил, он или закончил свой рассказ или прервал его и рылся в горячей золе своей погасающей трубкой, продолжая посасывать ее и прислушиваясь к словам четвертого подошедшего к костру человека. Последний, видно, тоже был из их компании, потому что пришел без шапки и в одной куртке; в руках он нес ведро с водой. Это был рослый рыжий парень с какой-то глуповато-испуганной физиономией. Когда я, перейдя через ручей, подошел к костру, старик, повернувшийся в мою сторону, был ярко освещен пламенем костра, так что я мог хорошо разглядеть его. Он был мал ростом, с длинным крючковатым носом; синий с красной оторочкой колпак его еле держался на щетинистой копне седых волос, коротенькая рингеригская куртка из темно-серого домашнего сукна с потертыми бархатными кантами еще резче выделяла круглую, сгорбленную спину.

Парень с ведром, должно быть, говорил о медведе.

— Еще что! — сказал старик. — Что ему тут делать? Верно, что-нибудь другое там шумело. Не растет тут ничего, чего бы ему шляться тут по бору, мишке-то! А вернее всего просто ты врешь, Пер! Старая пословица говорит: «Рыжий волос, что сосновый лес, на доброй земле не вырастет». Будь это еще у медвежьей берлоги или в долине Стюг! Там мы с Кнутом видали и слыхали медведя недавно, а тут? Нет, так близко к огню они не подбираются! Ты сам себя напугал!

— С места не сойти, коли я не слыхал, как он хрустел и шагал, почтенный Тир Лерберг, — возразил парень, недовольный недоверием и поддразниванием старика.

— Да-да-да! — продолжал Тор тем же тоном. — Это был, верно, «кустарниковый медведь»[37], паренек!

Тут я выступил вперед и сказал, что это, пожалуй, меня парень принял за медведя; рассказал, как я сбился с дороги, как напугался, спросил, куда я попал и не проводит ли меня один из них в долину Стуб, да, кстати, горько пожаловался на голод и усталость.

Появление мое немало удивило дровосеков, но удивление их не столько сказалось в словах, сколько в том внимании, с которым они рассматривали меня и слушали мой рассказ. Особенно живо интересовался, видно, тот, которого называли Тором Лербергом, и так как он, по-видимому, имел привычку думать вслух, то некоторые вырывавшиеся у него замечания посвятили меня в ход его соображений.

— Да, не туда, не туда; надо бы перейти у пруда… там и дорога в долину Стуб… Попал на заблуд-траву[38]… Больно молод еще… леса не знает… Да-да, кто непривычен, тому это все в диковину… Да-да, кайра прескверно кричит… когда моросит дождь… Медведь, медведь! На медведя наткнулся… молодец парнишка!..

— Да-да! — задорно сказал я и излил свою юношескую отвагу приблизительно в тех же словах, как мужик, нашедший на пригорке спящего медведя: — Кабы светло было, да я был охотником и шел бы с заряженным ружьем, да выстрелил бы, так медведь с места бы не сошел!

— Очень просто, хи-хи-хи! — захихикал Тор Лерберг, и другие тоже рассмеялись. — Хи-хи-хи! Очень просто! С места бы не сошел!..

— А попал ты к большому озеру! — продолжал он, обращаясь ко мне. — Это самое большое озеро тут в лесу, и вот как рассветает, можно будет тебе и выбраться отсюда; у нас есть лодка. Переедешь на ту сторону, и до Стубской долины уже рукой подать. А теперь, верно, отдохнуть да поесть хочется? Только кроме лепешек да сала у меня ничего нет, а ты, верно, к такому угощенью не привычен, ну да коли голоден, то… Или, может, рыбы хочешь? Я тут поймал славную форель в озере!

Я поблагодарил за предложение, и старик велел одному из парней принести «лакомую рыбу» и испечь ее на угольях.

Пока рыба пеклась, старик все расспрашивал меня; когда же я с жадностью принялся за еду, он, видно, покончив перед моим приходом свой рассказ, предложил одному из парней рассказать о том, что случилось с его отцом, когда он рубил лес.