Туча, накрывшая его над пионерским лагерем, сначала вроде ушла, но как только Витя дошел километра два, появилась снова и поползла в его сторону. Оглянувшись по сторонам, он увидел чуть впереди развесистую ракиту и быстро пошел в ее сторону. Не успел он дойти, как полил достаточно сильный дождь. Он забрался под иву к самому ствол, куда долетали только отдельные капли. Поставив на землю пакет с карасями, он сел на землю, опершись спиной на ствол, и почувствовав вдруг сильную усталость, закрыл глаза и скоро заснул.
Сон Вити под ракитой.
Через сон он унюхал горьковатый запах папиросного дыма и приоткрыл глаза. Напротив, него, на земле сидел Дзержинский с портрета в кабинете капитана Жеребенкова и курил, выпуская струю дыма прямо в Витю. Он был одет в темно зеленую гимнастерку и такого же цвета галифе, а на голове криво сидела солдатская фуражка с порванным козырьком.
– Здравствуйте, – поздоровался на всякий случай Витя, – А почему вы здесь?
– Решил узнать, как у тебя идут дела. Ты же сегодня ночью забыл, отчитаться.
– Нормально вроде все, – ответил Витя, – Волна пошла, как требовал генерал Канцелапов.
– Это меня меньше всего интересует. Это все не имеет никакого отношения к главному.
– А что главное, – насторожился Витя.
– Нос. Ты, что забыл, на чем я просил тебя сделать главный акцент?
– А, это, – успокоился Витя и даже засмеялся. – Если честно, то он никого тут не интересует. Это все господин N выдумал. Как театральный эффект.
– Я о тебе был лучшего мнения Витя. Ты ведь слышал, я уверен эту фразу великого Вильяма Шекспира, что весь мир театр, а люди в нем актеры. А он просто так фразами не разбрасывался.
– Ну, слышал вроде, – неуверенно ответил Витя.
– Слышал, но, похоже, ничего не понял, – передразнил его главный чекист.
– Ну, что вы пристали ко мне со своим носом, – с вызовом ответил Витя,
– Это не мой нос, а Чехова, – критически произнес Дзержинский.
– Какая разница чей. Ну, закажу я завтра Рабиновичу сделать такой нос. И он мне сделает из эпоксидки один в один, а я поставлю его на место. И все. Нет проблемы.
– Ты же уже раз ставил, – усмехнулся Дзержинский,
– Тот гипсовый оказался. Надул меня Рабинович, – раздраженно произнес Витя, – Теперь не надует.
– Ошибся я, похоже, в тебе Витя, – осуждающе посмотрел на него Дзержинский, – Не получится из тебя настоящего чекиста.
– Почему это не получится, – снова ожесточился Витя, – Я выполнил поручение генерала Канцелапова? Выполнил. Он меня даже хотел с собой в Кваскву на совещание взять.
– А, что же не взял?
–Наверное, решил, что я здесь больше нужен.
– Нет, Витя, никому ты здесь больше не нужен. Потому как нечего тебе людям предъявить.
– А, что если бы я нос нашел? Его можно было предъявить, – вызывающе засмеялся Витя.
– Нос можно было, – с сожалением, вставая, произнес Дзержинский, собираясь уходить.
– И что же мне теперь делать, – с сомнением в голосе спросил Витя.
– Не знаю. Что хочешь. Хочешь, гусей разводи. У тебя это хорошо получается, – взгляд Дзержинского упал на стоящий пакет, с плавающими в нем карасями, и он спросил, посмотрев на Витю, – А рыб, зачем ты мучаешь?
– Я не мучаю, – надулся Витя, – Я их пожарить хотел для Толика.
– Выпусти. Там внизу ручей протекает. Они по нему обратно в пруд попаду, – предложил Дзержинский и, бросив папироску на землю, придавил ее носком сапога и скрылся в кустах.
Витя открыл глаза. Он не заметил, сколько времени проспал. Тучи уже не было, а неяркое, осеннее солнце почти склонилось к горизонту. Он приподнялся. Из стоящего пакета на него, оловянными глазами, молча, смотрели караси. Он нагнулся было, чтобы поднять пакет и отпрянул. Рядом с пакетом четко просматривался след сапога с втоптанной папироской. Дальше следы уходили в кусты, из-за которых вытекал небольшой ручей. Витя постоял немного, задумавшись. Потом взял пакет с карасями, подошел к ручью и, развязав пакет, выпустил их в воду. Караси постояли немного в воде, осваиваясь, и поплыли вниз по течению, в сторону Красного Пути. Когда последний карась исчез, Витя сунул пустой пакет в карман и пошел в направлении города.
***