— Как же это? Вы тоже доброволец? — спросила она, пристально глядя на меня.
— Нет, я не доброволец. Я оказался там, по всей видимости, по какой-то высшей, неведомой воле, — голос, казалось, не слушался меня.
— По высшей воле?.. — переспросила она, не отводя от меня глаз.
— Ну, иначе и не сказать, — ответил я.
— Да, в действительности, его Бог послал туда, ибо то, во что он верил, спасало даже тех, кто в это поверить не мог в принципе, — подтвердил Мироныч.
— Вера его настолько сильна, что её хватает не только на него самого, но и на других, — добавил он.
— Подождите. Ничего не понимаю, — сказала она, разливая суп. — Какая такая вера? — она взглянула на меня.
— Да взять хоть носки… — начал Мироныч.
— Носки?.. — удивилась она.
— Ну, да. Носки. Дело в том, что он сказал всем, что вязаные носки, присланные какой-то женщиной с гуманитарной помощью, волшебные и не дают погибнуть. И ведь многие поверили в это. И в действительности остались живы, — сказал Мироныч. — Более того, эти носки практически исцеляли тяжёло раненых и хранили в бою.
— Как видите, моя заслуга здесь преувеличена, — сказал я. — Это вы ведь связали эти носки, верно? — спросил я, глядя ей прямо в глаза.
— Кто?!.. — спросил Мироныч.
— Я видел вас. Вы снились мне всё это время, — продолжал я.
Мироныч, похоже, ничего не понимал и словно потерял дар речи.
— Вы тоже снились мне. Но я не понимала, кто вы такой, — тихо проговорила она.
— Что вы говорите такое?! — Мироныч явно ничего не понимал. — Ты вязала носки на фронт, дочка?!
— Да, я связала десять пар, — ответила она.
— А почему вы думаете, что это были те самые носки? — спросил Мироныч.
— Да потому что десять пар. Там ещё название было «Носки обережные — «неуязвимый», — ответил я. — А на коробке были большие красные губы.
— Да, это мои носки! А губы — логотип моего магазинчика, — воскликнула она, раскрасневшись.
— Похоже, я проходил мимо, — вспомнив тот магазин женской одежды где-то неподалеку, сказал я.
— Доченька… — проговорил Мироныч и заплакал. — Так это значит, моя дочка всех спасла! — и смеялся, и плакал Мироныч. — Мы-то всё гадали. А оказалось, что чудо сотворила моя дочка… — совсем рассиропился он.
Мы с ней глядели друг на друга и не знали, что делать. А Мироныч подошёл и обнял её.
— Как я рад. Как же я рад, дочка! — все повторял он.
— Папа, не плачь! Всё хорошо! — успокаивала она. — Всё хорошо. Я знаю. Теперь всё будет хорошо. Кроме твоей ноги… — тихо добавила она.
Мы сели за стол. Мироныч, успокоившись, взялся что-то живо рассказывать, а я смотрел на неё и почти ничего из сказанного не улавливал. Ведь я её уже любил за эти встречи в снах моих. И казалось, очень давно. Я смотрел в её глаза, и видел, что и они тоже рады меня видеть.
Поужинав, мы прошли в комнату, где на диване лежали клубки пряжи и спицы. А за окном на столбе светились те самые крылья, как в одном из моих снов.
С того самого вечера нам обоим всё стало понятно, и мы до сих пор вместе. Мироныч перекрестил нас и благословил наш союз ещё в тот самый вечер. С тех самых пор живём мы с ней душа в душу. Хотя больше и не снимся друг другу. Наверное, потому что мы теперь вместе.
Что касается Ильи, то немногим позднее он позвонил мне и сообщил, что больше не может в этой оторванной реальности и отправляется на фронт добровольцем. Что настоящая реальность сейчас там, а здесь либо цирк, либо театр.
Моя милая по вечерам снова вязала носки на фронт, хотя уже было тепло. И я отправил новую пару Илье ещё до его убытия.
Мироныч все-таки перебрался в Малую Российку, и мы иногда к нему приезжаем.
На мой вопрос о секрете волшебных носков милая всегда только загадочно улыбалась и продолжала вязать.
Я же, как видите, закончил свой рассказ, который тоже словно бы связал из слов в материю живую.
Да хранят всех воинов наших точно также с любовью связанные носки.
(Посвящается всем женщинам, вязавшим носки на фронт. А так же всем тем, кто, так или иначе, помогал фронту.)
Март 2024 г.