Носорог для Папы Римского

«Надо бы ее согреть, — сказал Гроот. — Этот холод ее прикончит». Сняв с себя накидки, они закутали в них женщину, потом встали вокруг, глядя на нее и не зная, что бы еще такое предпринять. Она делала быстрые, неглубокие вдохи, которые все убыстрялись, делаясь все менее глубокими, пока не перешли в дрожь. Сальвестро опустился на колени и приподнял с земли голову женщины. Мышцы ее лица были расслаблены, а глаза ничего не видели. Они втроем ждали, что за всем этим последует, испытывая неловкость из-за того, что собрались над ней все вместе. Друг на друга они не смотрели. Гроот все одергивал платье, хотя оно давно уже доставало до щиколоток. Дрожь медленно обратилась в тремор, а затем и вообще в ничто. И тогда, еще раз, воцарилась полная тишина. Женщина умерла.

Была та тишина такой же, как эта? — спрашивает у себя окутанный ночью Сальвестро, сна у которого ни в одном глазу.

Нет.

Они подобрали свои пики и потащились обратно. По городу группами бродили солдаты, выбивая ногами двери и вытаскивая людей на улицу. «Зачем ты это сделал?» — снова и снова спрашивал Бернардо, бормоча эти слова себе под нос, глядя широко открытыми глазами на все то, что творилось вокруг, и не ожидая ответа. Он повторял это снова и снова, пока не взорвался разгневанный Гроот: «Он пытался ее спасти. А теперь заткнись!» Это ничего не изменило. Сальвестро молчал.

Перед церковью Святого Стефана готовились к сожжению человека. «Этот мавр, по прозванию Нана, разграбил храм Святого Петра и изнасиловал женщину, хотя жителям города обещана полная неприкосновенность…» Пока зачитывались обвинения, мавр глупо ухмылялся. Рядом расхаживали стайки солдат, по большей части пьяных. На другой стороне площади располагался городской магистрат, который, по словам Гроота, охраняли люди полковника. Был почти уже вечер.

Той ночью они спали прямо на площади и очень проголодались. Сальвестро проснулся рано и поднял двоих остальных. Они пошли по виа деи Чиматори в квартал, известный под названием Гвальдимаре. Все такие же покрытые пеной каналы. Такие же улочки. Вчерашняя тишина. Над окружающими зданиями высоко вздымались две крепости. У одной расположились люди Медичи, у другой — люди Кардоны. Когда троица проходила мимо, те и другие начали просыпаться. Они углубились в Гвальдимаре, каменные здания сменились кирпичными, вдоль фасадов которых поднимались открытые лестницы, — все было как накануне. На узеньких каналах стояли забавные маленькие мельницы. Тесные проходы между соседними домами были заполнены зловонными отбросами. Сальвестро снова глядел на окна верхних этажей, и опять там никто не показывался. «Почему они не вышли? — бормотал он. — Почему сидели тихо? — Двое его товарищей переглянулись. — Почему пальцем не шевельнули, чтобы ей помочь».

К тому времени уже потеплело. Гроот и Бернардо следовали за Сальвестро, который, казалось, что-то разыскивал, заглядывая по пути во все углы и даже вертя пикой.

«По-моему, если я чего-нибудь не съем, то помру», — в скором времени заявил Бернардо.

«Что ж, тогда надо поесть!» — живо отозвался Сальвестро и взбежал по ближайшей лестнице к двери в верхнем этаже. Он вежливо постучал. «Никого нет дома? — спросил он сам у себя. — Ну что ж…» С этими словами он принялся колотить по двери своей пикой. Вся улица огласилась грохотом, меж тем как двое других взирали на эту сцену с открытыми ртами. «Ну же, ну же! Открывайся!» — надсаживался Сальвестро. Дверь неожиданно распахнулась, и он влетел внутрь. Послышались какие-то вопли, несколько тяжелых ударов, а затем мужской голос, то ли умоляющий, то ли оправдывающийся.

Бернардо и Гроот медленно поднялись по той же лестнице и заглянули внутрь.

«А, вот и вы! — приветствовал их Сальвестро. — Сейчас позавтракаем».

Он восседал на стуле посреди комнаты с низким потолком, в дальнем углу которой две женщины, старая и пожилая, пытались спрятаться друг за друга, а мужчина, вот-вот готовый расплакаться, стоял на коленях и причитал: «Все, что угодно, все, что угодно. У нас ничего нет. Возьмите хоть это…» — и все в таком духе. Мебель по большей части пребывала в очаге, который, однако, не был растоплен.

«Это вашу дочь я вчера изнасиловал?» — спросил Сальвестро у хозяина.

Тот в недоумении стал мотать головой.

«Вы уверены? — настаивал Сальвестро. — Она была очень на вас похожа — такая же уродина, я имею в виду. Для меня все эти улицы на одно лицо».

Мужчина только мотал и мотал головой.

«То была другая улица», — негромко сказал Гроот.

«Все, что у нас есть, в вашем распоряжении», — сказала одна из женщин.

«А может, это была ваша мать?» — продолжал Сальвестро.

«Он хочет сказать… О Иисус, прибери меня к себе!» — вскричала старуха.

«Каково это? — спросил Сальвестро, вставая со стула, хватая мужчину за шиворот и подтаскивая его к окну. — Каково это, а? Смотреть, как она там умирает? Как я ее приканчиваю, а? Каково это?!»

Он стал отвешивать ему затрещины, но тот только выкрикивал, что у него нет дочери, из-за чего Сальвестро еще сильнее разъярился.

«Почему вы не дрались?! — кричал он. — Почему никто из вас не дрался?!»