Ностальджи

— На родину захотелось! — заявил математик Квадрант. — Я и не подозревал, что может существовать такое дикое чувство.

— И я пожелала перед смертью прикоснуться к земле моих предков, — проскрипела графиня Мейендорф на старинном, но неправильном русском языке.

Нестройно, но искренне и громко эти слова были поддержаны криками остальных пассажиров автобуса.

— Что и требовалось доказать, — сказал профессор Минц. Он был доволен, как бывал доволен академик Павлов, когда у его любимой собаки отовсюду начинала капать слюна.

…Словно Эркюль Пуаро, знаменитый сыщик, который обязательно собирал всех подозреваемых в одной комнате и вел их за собой по глухим извилинам преступного ума, Лев Христофорович Минц пригласил в тот же вечер своих друзей, а также иных заинтересованных лиц во двор своего дома. Они уселись вокруг стола, за которым уже третье поколение жильцов рубилось в домино.

Там сидели сам Минц, его ближайший друг Корнелий Удалов, репортер Миша Стендаль, а также никем не званные старик Ложкин и Ходжа Эскалибур, претендующий на звание волшебника и прорицателя.

Правда, от Ходжи была и польза: он принес с собой ящик пива и поставил его посреди стола. А за стаканами сбегал Корнелий.

Вечер был теплый, даже не дуло. Пели птицы.

— Получив просьбу Миши Стендаля о возможном возвращении на родину девушки Алины, которая уехала в Штаты изучать астрономию, я подумал: а как это сделать? Ведь невозможно изобрести приворотное зелье!

— Хотя в истории такие случаи отмечены, — вмешался наглый Ходжа Эскалибур. — Пресловутая Клеопатра широко использовала некий состав, разработанный в ее лаборатории.

— А доказательства? — воскликнул Минц, не выносивший прорицателя.

— Какие нужны доказательства, если сохранились ее портреты?

Минц замолчал, потому что аргумент сразил его наповал.

Только через минуту он собрался с духом, чтобы продолжить свой рассказ:

— Внушить любовь к определенному молодому человеку я не мог по причинам, в первую очередь, этическим. Ведь это было бы насилием над человеческой природой. Любовь или есть, или ее нет. Кому нужна любовь навязанная? Как ты думаешь, Миша?

— Не знаю, — промямлил Стендаль, потому что не был уверен в правоте профессора.

— Но можно обратиться к другим чувствам, свойственным каждому человеку, но дремлющим под слоем повседневности. Например, присмотримся к любви к родине. Она генетически заложена в любом человеке. Обстоятельства могут заставить его с этой родины сбежать. Но тоска по родине останется. Даже если он сам об этом не подозревает. И я подумал, если я разбужу в девушке Алине тоску по родине, скажем — ностальгию, то она захочет вернуться домой, в Великий Гусляр, и оглядеться. Дальше она — вольный человек. Вспомнит Стендаля, захочет к нему приблизиться — ее воля. Мы эту волю уважаем. А если предпочтет другого — то бог ей судья.

— Но она же замужем! — закричал Стендаль. — Она вышла замуж за боксера, представляете?

— Не представляем, — сказал Удалов. — Никогда не были боксерами.

— Я ничего дурного с этой девушкой не сделал. Она повидается с мамой, поглядит на закаты над нашей рекой, встретится с подругами и побеседует с Мишей.

— Она не хочет со мной беседовать! — расстраивался Стендаль. — Она была стриптизершей! Может, даже порнозвездой.

— У нее чудесные детишки, шоколадные, — заметил Корнелий Иванович.

— Она предала астрономию!

— Но полюбила домашнее хозяйство.

— Но когда я ставил эксперимент, — продолжал Минц, — я не мог ограничить себя одним частным случаем. Он ведь ничего не доказывал и ничего не давал народу в целом. А ведь проблема России, как и проблема Турции, а также Бангладеш — утечка мозгов и тел. Только подрастет аспирант, а его уже в Колумбийский университет приглашают, а то и на фирму. Только округлится попка у нашей красотки, как ее уже вызывают к американскому фотоаппарату или, того хуже, к похотливым американским лапам.

— Вот именно! — согласился Миша Стендаль.

— А мы испытываем недостаток.

— Еще какой! — добавил старик Ложкин, которого никто не приглашал. — Раньше всего у нас хватало, и хлеба по шестнадцать копеек, и ширпотреба, и свободы. В доме отдыха по профсоюзной путевке я каждый год отдыхал, море в ста метрах, в комнате четыре товарища, обед в две смены, чистое белье. Где все это?

— Меня уж премьер просил подумать, — сказал Минц. — С государственной точки зрения.

— И вы подумали? — спросил Стендаль. В нем проснулся журналист.

— Еще как подумал. И пришел к выводу, что надо создавать вирус, выборочно действующий на генетически трудноуловимый центр ностальгии. Если он есть и предположение мое верно, то, получив письмо, страница которого смочена слабым раствором, содержащим вирус «ностальджи», Алина станет восприимчивой к мыслям о родине, о родном городе, о людях этого города.

— Она-то приехала, — сказал Миша, — но почему другие приехали?

— Ты ключевое слово пропустил, — вмешался Удалов. — Слово «вирус». Ты только копни…