Ностальгия

Тененте Ян опускает глаза. Ответ ясно читается в его голове.

– Оружие чистят регулярно, разбирать тоже умеют, – говорит он, чтобы сказать хоть что-то.

– Ясно, – отвечаю я.

Куда уж яснее. Патронов постоянно не хватает, стрельбы устраивать негде, стрелять учатся во время редких акций и на макетах, щелкая курками при пустых магазинах. Упор в бою делается на внезапность и на огневую мощь на предельно близких дистанциях. Каждая акция репетируется в подвалах и на пустырях, где старая мебель, камни и пучки бурьяна обозначают укрытия и цели. Рукопашному бою никто не обучен, да и некогда его проводить – акция редко длится больше трех минут. Взорвал – обстрелял – отступил. Зато бойцы сильны в конспирации, скрытном проникновении, просачивании на вражескую территорию. Многие из них родом из трущоб и нижних уровней мегаполисов, это умение каждый из них впитывает с молоком матери. С такой вот кавалерией мне и предстоит поставить уютный городок на уши.

– Что еще можете рассказать о тактике и особенностях отряда, Ян?

– Тененте Ивен, вот это может вам помочь.

«Руководство городского партизана», – читаю я. Все как в нормальной армии. Даже свой аналог Боевого устава есть.

Открываю первую страницу. Надо же, хорошая непромокаемая бумага. Брошюрка удивительно ладно скроена, такую можно таскать и за пазухой, и в подсумке, ни черта ей не сделается.

«Городской партизан является человеком, который борется против диктатуры с оружием в руках с использованием нетрадиционных методов. Будучи политическим революционером и горячим патриотом, он является бойцом за освобождение своей страны, другом народа и свободы. Область действия городского партизана находится в городах... Городской партизан характеризуется своей храбростью и решительным характером. Он должен быть хорошим тактиком и стрелком. Городской партизан должен быть человеком большой проницательности, чем он компенсирует тот факт, что он не оснащен в достаточной степени оружием, боеприпасами и оборудованием...»

Надо же. Я начинаю думать, что у меня все же что-то получится с этим сбродом. Если честно, даже спортивный азарт какой-то появился.

–9–

Мои сопровождающие промеж собой зовут меня не иначе, как дьяволом. За три дня я затрахиваю их до смерти. В первый же день я решаю избавиться от ненужного балласта. Уж коли мне суждено всюду видеть эти звероподобные рожи, так пусть уж они будут моим личным резервом. Зову их «первый», «второй» и «третий». Плевал я на их собачьи клички. Будут откликаться так, а не иначе.

– Ты, – упираю палец в грудь первому телохранителю. Кудрявая образина тупо хлопает глазами. – Когда обращаюсь, изволь принять стойку «смирно» и сказать: «Первый, сеньор тененте!» Понял?

– Эээ, нет, сеньор тененте...

Бью врага его же оружием. Открываю революционный Талмуд. Зачитываю:

– «...никогда не бояться опасности, вести себя одинаково как днем, так и ночью, не действовать порывисто, иметь неограниченное терпение, оставаться спокойным и хладнокровным в самых плохих условиях и ситуациях...» Понятно?

Герильос таращит глаза. Если он скажет «нет», я сообщу об этом тененте Яну. Тененте Ян не будет разбираться, в чем проблема. Тененте Ян не допустит, чтобы революционный боец не понимал требования революционного наставления. Ясно вижу – боец боится пристальных глаз Яна больше имперского танка.

– Итак, «ты»?..

– Эээ, первый... сеньор...

Я дрессирую их, как крыс. Люди, стоящие у меня за спиной, должны стрелять так, чтобы я был спокоен за свою шкуру. Они должны действовать не думая, и действовать правильно.

– «Смысл существования городского партизана, основное состояние в котором он действует и выживает, заключается в том, чтобы стрелять. Городской партизан должен знать, как хорошо стрелять, потому что это требуется для его типа боя», – читаю вслух. – Все трое. Каждый день ровно по два часа в подвале учиться целиться и спускать курок. Целиться вот по такому куску бумаги, – я показываю грубо вырезанный из старой газеты силуэт с нанесенными на него черными угольными метками. – Через три дня приму зачет лично. Кто не сдаст – расстреляю. Мое слово верное, клянусь Девой Марией.

Упоминание святой не оставляет моим палачам шанса. Если человек так клянется, значит так и сделает.

– Все понятно?

– Понятно, сеньор тененте, – вразнобой отвечают мои гориллы.

– Если кто забудет вытащить магазин перед упражнением, лучше пусть сам удавится. Потому как казнь ваша будет ужасной. Я не потерплю нарушения революционной дисциплины! – ору я в их небритые рожи.