Ностальгия

А в атаку тут ходить негде. Противник наш – он везде. Он есть и его нет одновременно. Так, как вначале, нам не везло больше никогда. Мы постоянно ощущаем его присутствие – в сотнях изощренных ловушек, в следах ночевок, в редких бесшумных выстрелах невидимых снайперов, в сигналах датчиков слежения. Если повезет, и партизан попадает в полосу, густо засеянную датчиками – песенка его спета. Пушкари хлеб жуют не зря – полминуты не пройдет – накроют квадрат. Все джунгли в ближних окрестностях «Холмов» и вдоль просеки-магистрали испещрены горелыми проплешинами – следами их ударов. Иногда приходится давать большой крюк, чтобы обойти сплошную мешанину из расщепленных обгорелых стволов. Чаще всего враг делает точный выстрел и замирает, обмазанный с ног до головы липкой каучуковой или глинистой дрянью, делающей его невидимым для датчиков «мошек». Часто ниоткуда, из-за сплошного ковра зелени начинают лететь мины. Противник невидим, все тихо, «мошки» и датчики молчат и вдруг – мерзкий, леденящий душу свист небольшого оперенного куска железа, и еще, и еще, и лопается повсюду вокруг тебя оглушительно звонко, и сыплются отовсюду подрубленные осколками ветви и сами осколки смачно впиваются в стволы и выбрасывают грязевые всплески из болотистых низин. Минута – и снова тихо.

– Глаз-пять, я Змея-правый, – лежа в грязи, запрашиваю данные с беспилотника, и тот сканирует несколько квадратов леса вокруг нас и не находит ничего, отдаленно напоминающего человека, а по теплу дульных вспышек дежурное звено «москито» сбрасывает пару кассетных боеголовок, но на месте удара не находим потом никаких тел – только перекрученные стволы дешевых одноразовых автоматических минометов – их просто тащат на спине, собирают на месте, ставят парами, наводят на определенный квадрат и маскируют зеленью, а когда нерадивый морпех заденет паутинку, железки просыпаются, делают по пять-шесть выстрелов и стоят себе в ожидании, пока на них сверху свалятся дорогущие умные бомбы, способные находить дорогу к земле в гуще многоярусных крон. Иногда я думаю, что такие вот игрушки, размолотившие кучу транспорта и покалечившие пару десятков наших, какие-нибудь деревенские кузнецы клепают – так они примитивны.

Взводный теперь тоже на меня оглядывается. И без того сержантов не хватает, так что собачиться сейчас не ко времени. Помня разговор с ротным, стараюсь нашего Лося из себя не выводить. Да и он тоже поостыл. То ли сам до чего допер, то ли Сото ему растолковал – не знаю. Только мой голос для него теперь – не последний. Особенно после того, как я засаду обнаружил. Хотя насчет засады, может я и погорячился, скорее, просто разведку черных или корректировщика спугнули. Помню только, что два куста, что вместе растут, не понравились мне. Вроде зеленые, свежие, густая поросль травы вокруг не тронута. А вот нет – что-то не то с ними. Дозор наш уже вперед ушел, не видит ничего. «Стой, – сигнал подаю. – Дай-ка вон туда», – Крамеру, он за мной шел. Крам и отвесил – только щепки полетели. А оттуда – как даст в ответ очередь неприцельная – поверх голов. И треск веток от удирающих партизан.

Нас просить не надо. Мы для таких вещей обучены. Не дожидаясь пока «мошки» картинку дадут, ответили из всех стволов – выкосили пулями и гранатами метров на тридцать все, до пеньков. Одного под теми кустами нашли. Весь в черно-красной глине, корка толстая, радио при нем и пистолет. Крам ему всю спину разворотил. Второго чуть дальше, метрах в десяти. От него вообще мало чего осталось, на куски разбросало. Только легкий пистолет-пулемет с обгоревшей рукоятью.