Ностальгия

Целые сутки мы торчим в холле какого-то отеля, с комфортом расположившись среди ковров и вьющихся по стенам растений, пьем пиво, спим да бегаем в гальюн мимо хмурого портье. Нам дают отдохнуть. Нам это не помешает, все это понимают. Мы вроде бы как герои, мы не отступили, мы выполнили приказ, но почему-то приказа о поощрении нет. Не увеличиваются и наши личные счета. Командование как бы забыло про наш маленький бой. «Действия взвода признаны правильными», — вот и все комментарии. Батальонный псих прибывает с набором переносного оборудования, по очереди надевает нам на головы обручи и чего-то колдует над клавиатурой. Впервые за все время службы взводный проходит процедуры вместе с нами, с черной костью. На этот раз никакого кайфа. Легкое покалывание в висках, в голове становится тепло, и все.

— Следующий, — говорит псих.

Жители узнают нас на улицах, теперь они отличают морскую пехоту от прочих, наводнивших город родов войск. Но цветов нам больше не бросают. Голоролик ужасного из — за помех качества, снятый оппозицией у площади Трех вокзалов, где мы выступаем в главной роли, транслировали через подпольную станцию. Станцию быстро накрыли, но свое дело она сделала — мы теперь знамениты. И вроде все нормально, мы такие, какими нас сделали, и мы против ничего не имели, мы просто показали, что наша репутация отмороженных убийц, цепных свирепых псов — не просто пиар. Мы такие, какие мы есть и мы не забиваем голову ерундой, объясняя на пресс-конференциях зачем мы тут и во имя чего мы стреляем. Корпус просто выполняет приказы. И мы горды своей исполнительностью, и своей свирепостью, и на таких, как мы, держится Империя, но вот внутри погано, словно обделался на званом приеме, и даже после сеанса у «психа» где-то глубоко остается смутное ощущение чего-то неприятного, что постоянно ускользает, стоит тебе сосредоточиться и попытаться вспомнить.

Комбат навещает нас, выслушивает рапорт взводного. Мы вскакиваем, кто в чем, тянемся смирно, он жестом отпускает нас, мы снова валимся, кто куда. Взводный своего добился. Его «Лоси» теперь на слуху. К его гордости, нас теперь даже называют «кровожадные лоси». Он держится так, словно в одиночку город взял. Слава наша сомнительна, но, по крайней мере, строевые морпехи перестали за глаза звать нас пенсионерами.

Штабные и охрана из штабного взвода сопровождают комбата. Среди них О'Хара, у нее своя работа, она что-то спрашивает у ребят, улыбается, где она — там кружок внимательных мужиков, даже наши бой-бабы не имеют к ней ничего и смеются вместе со всеми. Она что-то спрашивает, что-то рассказывает, но мне не слышно ни слова из моей берлоги между двумя монстрообразными креслами — бормотание визора делает ее речь неразборчивой. Она постепенно проходит вдоль всего холла, наконец, замечает меня.

Вскакиваю.

— Сидите, сидите, сержант, — говорит О'Хара.

— Добрый день, мэм!

— Здравствуйте, Трюдо, — она присаживается на край широкого подлокотника. — Говорят, ваше отделение отличилось?

— Можно и так сказать, мэм, — говорю, чтобы ответить хоть что-то.

Не говорить же ей, что меня до сих пор выворачивает, когда я вижу себя стоящим по колено в мясной каше.

Она смотрит на меня испытующе. Мягкая улыбка трогает ее губы.

— Я представляю, каково вам, сержант. Но вы выполнили приказ. Что бы про вас не говорили — вы молодцы.

— Конечно, мэм, — отвечаю я болван болваном, думая про себя: «Откуда тебе знать, каково мне, дорогуша?»

— Я действительно знаю, что с вами происходит, Ивен, — говорит она совсем тихо. — Это необходимые жертвы, поверьте.

Я никак не могу оторваться от ее бездонных глазищ. Я все еще не отошел от вчерашнего, чувствую себя, словно после хорошей попойки, и присутствие О'Хара не возбуждает меня, как раньше, словно я вижу ее во сне.

— Я все понимаю, мэм. Я проходил это на Форварде, мне проще, чем ребятам.

— Мы выполняем любые приказы, — говорит она, словно убеждая в этом саму себя.

— Конечно, мэм. Мы ведь морская пехота. Прирожденные убийцы. Нас этому и учили. Так что все нормально.

Она качает головой, слушая мою чушь и глядя куда-то в дальний угол. Вряд ли она видит там взводного, что-то увлеченно рассказывающего комбату. Уж больно ее взгляд рассеян.

— Ивен, что вы скажете, если я приглашу вас в бассейн после этой командировки? — неожиданно говорит она.

— Скажу, что удивлен, мэм, — отвечаю я честно.

— Чем же?

— Вашим вниманием, мэм.

— Вниманием офицера? Это так необычно?

— Вашим вниманием, мэм, — повторяю я.

— Вы невозможны, Ивен.

— Какой есть, мэм.

— Так ваш ответ — нет?

— Мэм, я с удовольствием поучил бы вас плавать, даже если бы вы проявили ко мне чисто профессиональный интерес, — я надеюсь, что мой ответ звучит не слишком двусмысленно.

— Тогда до встречи, Ивен. И постарайтесь не поломать мою успешную карьеру, обсуждая с товарищами наш разговор, — она пружинисто поднимается с улыбкой на губах.

— Сделаю все, что в моих силах, мэм, — отвечаю в том же тоне.