Ностальгия

Потихоньку схожу с ума. Потому как, несмотря на поздний час мне не терпится позвонить единственному человеку, кого я сейчас хочу видеть. Госпоже лейтенанту. Господи прости, свинство какое! Я совсем мозги растерял. Так я думаю про себя, а руки, тем временем, достают коммуникатор и набирают необходимый код. Почти полночь! Сердце колотится, грозя продолбить туннель наружу. Что я ей скажу? Каким идиотом буду выглядеть?

— Лейтенант О'Хара, слушаю вас, — лицо Шар вовсе не сонное, чего я сильно опасался. Она внимательно смотрит на меня. Глаза чуть прищурены. Узнает. — Трюдо? Что случилось? Тревога?

— Добрый вечер, мэм. То есть, доброй ночи… — я совсем смешался. «Доброй ночи» — вроде как пожелание спокойного сна. — Мэм, ничего не случилось. Простите, что разбудил вас. Черт под руку толкнул. Я уже жалею, что позвонил.

— Ага, значит, все-таки не тревога… — она заметно расслабляется. — Тогда в чем дело? Давайте без предисловий, Трюдо. Я уже поняла — вам неловко за поздний звонок, и вы обычно более воспитаны. Так что можете перейти прямо к делу.

— Черт возьми вашу прямолинейность, лейтенант, мэм! — я совсем смешался и уже не соображаю, что несу. Была не была! — Дело у меня простое, мэм, я решил воспользоваться вашим предложением. Помните, в Зеркальном? Я приглашаю вас. Ночью в бассейне здорово.

— С вами не соскучишься, Ивен… — она даже игнорирует то, что я только что послал ее к черту. Или делает вид, что игнорирует. — Бассейн? Ночью? Не пейте больше.

Раз решившись, я иду до конца. Теперь меня танком не остановить. Я почти успокоился — самое страшное позади. Набираю воздуха.

— Мэм, не в моих правилах звонить даме спьяну, да еще и ночью. Немного легкого вина — не в счет. Разумеется, я понимаю, вы можете быть заняты. У вас могут быть личные причины для отказа. В конце концов, вы можете просто сослаться на субординацию.

— Не буду я ни на что ссылаться, — говорит она. — Тем более, что я сама вас обнадежила.

— Это значит — да?

Она смеется, наблюдая за моей озадаченной физиономией.

— Ивен, вы ведете себя неприлично. У вас на лице все написано. Если нам встретится комбат, я окажусь рядовым в наряде у мусоросборника.

Тщетно стараюсь сдержать улыбку. Рот у меня сейчас точно до ушей. Представляю, как глупо сейчас выгляжу, и все равно улыбаюсь, словно миллион выиграл в Военную лотерею.

— Извините, мэм… Шармила. Я сделаю самую постную рожу, на какую способен. За вами заехать?

— Совесть у вас есть? Дайте даме собраться. Не могу же я в таком виде выйти в свет.

— Осмелюсь напомнить, Шармила, для бассейна косметика — лишнее.

— Отставить пререкания, сержант!

— Есть, мэм!

— Ждите меня там, где стоите. Вы на Цветочном, кажется?

— Точно, мэм. На перекрестке с Ватерлоо.

— Ну, вот там и ждите. Постараюсь вас не задержать.

— Буду ждать, даже если вы к утру явитесь, — заверяю я.

— Постараюсь до этого не доводить, — она улыбается мне открытой улыбкой, совсем простой, абсолютно не эротичной, но от этого она только ближе становится, будто знакомы с нею давным-давно.

–32–