— Итак, дамы и господа, впереди вы видите воронки. Это следы от разрывов мин. Теперь вы видите, что нам противостоит прекрасно вооруженный и жестокий противник, а вовсе не те беззащитные дети, что часто изображаются на вражеских карикатурах… — Голос гида постепенно удаляется.
Из группы технарей на нас внимательно пялятся неприметные личности. Наконец исчезают и они.
Бриджит Каховски спокойно разглядывает меня. Оператор за ее спиной устанавливает треногу с аппаратурой. Подбрасывает в воздух передвижные голокамеры. Крохотные жучки повисают, мягко жужжа.
— Вряд ли я смогу рассказать вам что-то интересное, мисс Каховски. А если и смогу, вы все равно не сможете это использовать, — говорю я, чувствуя себя чудом природы: на нас, не скрываясь, таращится весь взвод, не исключая конвоира.
— Будьте добры, — обращается Бриджит к конвоиру, — господин подполковник из штаба группировки разрешил взять интервью у этого солдата. Не могли бы вы отвести остальных солдат немного дальше? Нам нужно пообщаться наедине.
Конвойный кивает, даже не ухватив сути вопроса. Оглядываясь, бойцы плетутся к соседнему дому.
— Карл, ты тоже постой в сторонке.
— Ясно, Бри.
Запах ее духов будит внутри забытые ощущения.
— Знаете, Бриджит, вы по-прежнему здорово пахнете, — говорю зачем-то.
— Вижу, вы меня узнали. Как вас зовут?
— Ивен Трюдо, мисс Каховски. Третий взвод роты «Альфа» Третьего…
— Это лишнее, — останавливает она. — Достаточно имени.
— Глупо звучит, но я рад, что вы сумели выбраться из лагеря, Бриджит.
— Это было что-то ужасное, — признается она. — Нас лапали все, кому не лень. Кормили раз в день какой-то баландой. По малейшему поводу били прикладами и ногами. Спали на земле. Я пробыла там целую неделю. Потом едва уговорила дознавателя связаться с пресс-центром группировки. Тогда нас вытащили. Мне кажется, что я пробыла там целый год.
— Война — жестокая штука, мисс. Вовсе не то увлекательное приключение, как вы пишете, — говорю, чтобы что-то сказать.
— Как странно. Мне даже не хочется вас убить, Ивен, — говорит женщина отстраненно.
— Так бывает, Бриджит, — заверяю я. — К тому же смерть тут — не наказание.
— Представляю себе, — говорит она.
— Не мелите ерунды, Бриджит. — Она удивленно смотрит на меня. — Вы не можете этого представлять.
— Вы так думаете?
— Уверен. Зачем вы решили поболтать со мной? Эти типы из Безопасности вам теперь из пресс-центра высунуться не дадут.
— Плевать. Все равно нам тут лапшу на уши вешают. Настоящая война где-то там. Какая разница, откуда врать?
— Вам так хочется написать правду, Бриджит?
— Иногда, — тихо говорит она.
— Думаете, кому-то в мире интересна эта кровавая грязь?
Она пожимает плечами:
— Надеюсь.
— И вы полагаете, что ваш материал пропустят? Не смешите меня, мисс. Зачем вы тут? Хотите отомстить?
— Откуда мне знать, — досадливо отвечает она. — Все так перепуталось. За что вас сюда?
— Убийство офицера, — говорю. И после паузы: — По неосторожности.
— Надеюсь, вы убили того, о ком я думаю, — тихо говорит она.
— Именно так, мисс.
— Есть в мире справедливость…
— Да бросьте вы. Нет ее и не было никогда. А та, что есть, всегда за чей-то счет.
— Все равно я рада.
— А я рад, что вы остались живы, Бриджит, — говорю совершенно искренне.
Она смотрит на меня, задумчиво прикусив нижнюю губу. Изменилась. Сменила прическу. Кажется, чуть похудела. Похорошела. А может, просто для меня любая женщина теперь — богиня. Штрафники-женщины содержатся отдельно от нас. Я придумываю детали, которые толком не успел рассмотреть тогда, в темноте. Говорю почти неосознанно:
— Вы очень красивы, Бриджит. Нет-нет, это не домогательство. Часовой пристрелит меня, если я к вам просто прикоснусь. Просто там вы были похожи на сексапильную сучку. Сейчас — нет. Завидую вашему мужу.
— У меня нет мужа, Ивен.
— Хотите, я вам действительно расскажу чего-нибудь? Просто для интереса?
— А что, давайте, — оживляется она. — Карл, включай!
— Не буду вам плести про мужество и беспримерный героизм. Этого добра вам та штабная крыса с три короба насыплет. Просто расскажу про маленький случай. Наблюдал его с неделю тому.
— Хорошо, Ивен. Продолжайте.
— Мы вот так же сидели, атаки ждали, — начинаю я, и ожившая картина вновь прокручивается перед глазами, словно голофильм плохого качества.