Ностальгия

Полоска на такблоке пересекается с отметкой нашего текущего положения. Мы на месте. Разбегаемся в цепь поперек улицы, оружие поперек груди. Где-то за изгибом улицы волнами нарастает шум людского прибоя. Латинскому кварталу, чтобы встать на уши, и спички достаточно, а тут — такой шикарный повод… Стены уличного колодца, где мы стоим, уходят ввысь, вершины башен, скрытые транспортными развязками и трубами пневмопоездов, теряются в серой облачной дымке, из-за этого широченный проезд кажется мне узеньким переулком. Встречные машины тормозят перед цепью нациков — те выстроились перед нами, рука через локоть соседа, на сгибе прозрачные щиты, сержанты машут водителям светящимися жезлами, сгоняя их к обочинам, затор постепенно растет и теряет строгость линий, машины отчаянно сигналят, попав в ловушку, но уже не могут выбраться, зажатые сзади и с боков. Через пару часов перед нами море разноцветных крыш, натыканных как попало. Нацики водят сканерами по запястьям перепуганных людей, некоторых одевают в наручники и быстро волокут сквозь наше оцепление к стоящим поодаль огромным белым фургонам с решетками вентиляции под крышей. Ну чем не фура для перевозки скота?! Интенсивность курсирования туда-сюда все возрастает, только через наше отделение уже протащили человек десять и продолжают тащить все новых и новых. Гигантское сито начинает работать, пропуская через себя людские тела. Мы выгребаем из Зеркального всю пену — латино без документов или с просроченным видом на жительство, без разрешения на работу, просто агрессивных или крикливых не понять кого или проявивших явное недовольство. Не хрена тут ворчать и права качать. Кончилось ваше время, ублюдки. Нацики работают слаженно и быстро. Двое тащат полную женщину с распущенными волосами. Женщина вырывается так, что два бойца едва могут ее удержать. Она так мотает их, уцепившихся за ее локти, что их ноги вот-вот оторвутся от земли. Она визгливо орет на всю улицу на незнакомом языке, частит так, что всякие пуэрто-дьяболо-порра-форендо отскакивают от нас, словно пули. Она рвется из рук гвардейцев, пожалевших на нее наручники, огромной сбесившейся коровой.

— По башке ее, суку, чтоб не дергалась, — негромко советует нацикам кто-то из наших. Калина, кажется.

— Вот кобыла так кобыла. Лягнет — мало не покажется, — добавляет еще кто-то.

— Заткнуться всем, на хер! — обрываю я умника. Некогда мне миндальничать, мы не на танцах.

— Трюдо! — вырастает за мной вездесущий Бауэр.

— Сэр!

— Трюдо, ты в городе, мать твою, отставить выражения, гражданские кругом! — шипит взводный.

— Есть, сэр! Разрешите доложить, сэр! Сержант уточняет, что это не гражданские, сэр! Это выблядки, сэр! Мы от них этот самый город чистим, сэр! — Я изображаю самую крутую стойку «смирно», на какую только способен.

— Трюдо, штраф пять процентов от оклада!

— Есть пять процентов, сэр!

— В расположении города приказываю отдавать приказы в корректной форме!

— Так точно, сэр! — четко отвечаю я и добавляю про себя: «Мудило ты гребаный!»

События развиваются. Миллион с чем-то «мошек» клубится над провонявшими мочой проездами с перевернутыми мусорными контейнерами. «Мошки» лезут во все щели, влетают в квартиры, обследуют лестничные марши и чердаки, проникают в подвалы. «Мошки» считывают показания контрольных чипов и сигнализируют, где этих чипов нет. «Мошки» находят спрятанное оружие и наркотики. «Мошки» — наши маленькие вездесущие стукачи — безнаказанные и неуловимые. Они наводят нациков на все злачное, что смогли обнаружить, тактические компьютеры перемалывают терабайты данных, базы данных растут, и от обилия целей сходят с ума такблоки. Национальные гвардейцы муравьиными колоннами вливаются в недра башен. Вышибают двери выстрелами из дробовиков. Закидывают внутрь гранаты с парализующим дымом. То и дело выволакивают назад еще дергающихся или уже обмякших, попробовавших шоковой дубинки, людей с ногами, волочащимися по земле. Переполненные фургоны для скота один за одним отваливают от нашей цепи. Интересно, куда они тащат свой груз? Втайне надеюсь, что просто топят в море. Судя по тому, сколько мы тут торчим и на сколько продвинулись нацики, стоять нам тут еще ой как долго… Где-то далеко хлопают подствольники. Взрывов не слышно — пускают дым для успокоения толпы. Шум людского прибоя за поворотом то стихает, то нарастает снова, но нам он — до лампочки, дойдет очередь и дотуда, да и улица перед нами так забита машинами, что добраться до оцепления можно, только прыгая по крышам. Полоса машин перед нами — естественная полоса препятствий. Так мы думали. И прикалывались, глядя, как гвардейцы зачем-то раскатывают впереди спирали колючки и пристреливают к палубе массивные наклонные опоры.