— Рыба вполне подойдет, не утруждайтесь, Шармила, — быстро добавляю я.
— Ну-ну. А на закуску, — она продолжает возбуждать мои звериные инстинкты, — я приготовлю пакоры с таматар чатни.
— Не ожидал от вас, Шармила, — скорбно говорю я.
— Жаренные в тесте овощи с чем-то вроде томатного соуса, только в сто раз вкуснее, — с улыбкой переводит она.
— Шар, вы просто искуситель какой-то. Но продукты за мой счет, — пробую я поторговаться.
— Боитесь показаться невоспитанным? Я вас разочарую — специй, которые я использую, тут не продают. Так что придется вам смириться с ролью гостя.
— Шар, вы специально мною манипулируете или это в вас от природы? С вами — как на минном поле: неизвестно, на что наступишь в следующий момент, — жалуюсь я.
— Вас это напрягает?
— Не особенно. Но непривычно как-то. Вы очень необычная женщина, лейтенант, мэм.
— Это индивидуальная реакция на вас, сержант, — с улыбкой отвечает она. — Терпите. Я еще не решила — нравится мне видеть недоумение на вашем лице или вы материнский инстинкт во мне будите.
— Надеюсь, что ни то, ни другое, Шармила, — но сказать я хочу совершенно не то. Вовремя прикусываю язык.
Она отпускает мой локоть, достает из сумочки коммуникатор и начинает инструктировать домашнюю систему. Я смотрю на нее и слушаю, открыв рот, словно она говорит на другом языке, незнакомом, красивом и ритмичном. Видел я искусных поваров, но такое…
— …и не забудь вынуть гвоздику и лавровый лист, после того как чатни загустеет… — строго выговаривает она автоповару, — …масло с пакор должно стечь сразу после жарки… лук жарить, пока не станет прозрачным, а не как в прошлый раз… кефир свежий закажи, только не жирный… имбирная паста в третьем контейнере… дахи маччи подашь горячим… чапати сохрани теплым, но не горячим… на десерт — митхи ласси… мед не забудь… готовность — через час.
Она прячет коммуникатор. Торжествующе смотрит на меня.
— Вы просто как генерал на поле боя, Шармила, — спешу я выразить ей свое восхищение.
— Удивляетесь, наверное, что готовлю не сама?
— Ну, автоповар в простом индийском доме я представляю с трудом, — отвечаю как можно более дипломатично.
— Правильно не представляете, — вздыхает она. — Если бы я жила на Кришнагири, замуж бы вряд ли вышла: такая неумеха там не нужна никому, даже в продвинутых белых семьях. А автоповар — умница, я сама его программировала. Иногда я балуюсь вкусностями, к которым в детстве привыкла. Ем и дом вспоминаю. Правда, там я их ела не слишком часто — мама меня держала в строгости.
Она улыбается немного грустно. Снова берет меня под руку. Патрульный джип медленно катит мимо, освещая нас фарами. Наши длинноногие тени с короткими туловищами прыгают с тротуара на стену и прячутся в ней. Я слышу, как пищит в машине сканер, считывая данные с «пауков» — биочипов у основания шеи. Мы снова одни. За разговором расстояние незаметно. Мы сворачиваем с Цветочного бульвара и через пару кварталов приходим к дому Шар — уютному четырехквартирному особнячку с отдельным подъездом на каждого жильца, неотличимому от десятков близнецов, выстроившихся в ряд и теряющихся в темноте скверов.
— Вот мы и пришли, — просто говорит О'Хара и отпускает меня.
Я ощущаю себя под прицелом сотен глаз. Дурь, конечно, спят все давно. Воображение рисует лицо комбата, читающего доклад службы наблюдения о нежелательных личных связях, и почему-то взводного с прищуренными внимательными глазами. Я готов прикоснуться к чему-то запретному. Настолько запретному, что даже разговоры об этом — табу. Я поднимаю ноги, они оплетены травой-путанкой, я продираюсь сквозь ее заросли, невесть откуда взявшиеся на брусчатой палубе, и жалею, что на мне нет брони с ее мощными усилителями мускулатуры. Предатель-фонарь огромным целеуказателем высвечивает мою фигуру на пустом пространстве ночной улицы. Я виден в мельчайших деталях. Мои подленькие устремления и трусливые мыслишки видны в системах слежения как на ладони. Виски стиснуты ледяной рукой. Я упрямо продираюсь к спасительной темноте мозаичной дорожки у невысокого крыльца. Невидимая рука тянет меня за шиворот. Трудно дышать.
— Ну что же вы, Ивен! Входите! — Изящная фигура О'Хара четко вырисована на фоне яркого светового прямоугольника.
Свежий ночной воздух с шумом врывается в мои легкие. Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь по каменным ступенькам.