Ностальгия

Она действительно легкая ученица. Старательная, но не зубрилка. Понимает меня с полуслова. Плаваем от бортика к бортику минут тридцать, пока она не сдается.

— Передохнем?

— Конечно, Шар. Вы и так долго продержались.

— Да ладно вам! Терпеть не могу, когда мне льстят, — полушутя отмахивается она.

— Я абсолютно честен. Никакой лести. Вы неплохо чувствуете воду.

— Вы поплавайте пока без меня. Я вымотала вас, наверное, — улыбается О'Хара.

Я ввинчиваюсь в воду. Лечу в полутьме двухударным кролем. В темпе прохожу туда-обратно, перехожу на брасс. Тело горит и просит добавки. Вода придает мне силы и словно расступается передо мной. Пятна фонарей под водой качаются перед глазами размытыми дугами. Я испытываю настоящий, ни с чем не сравнимый кайф, словно дельфин, попавший в родную стихию после долгого перерыва. Я играю и кружусь в диком кураже, демонстрируя благосклонной самке свои достоинства. Я рассекаю воду тредженом. Я выпрыгиваю над водой в энергичном баттерфляе. Я ныряю и с десяток метров плыву под водой и в заключение торпедой выметываюсь на стенку, обрушив на мозаичный мягкий пол поток воды. О'Хара сидит, обняв колени, и не спускает с меня глаз.

— Вы просто артист, Ивен, — наконец говорит она.

— Вы преувеличиваете, Шар. Но я рад, что вам понравилось.

Некоторое время мы сидим рядом, болтая ногами в воде.

— Знаете, а в Древней Греции человек, не умевший читать и плавать, считался невежественным, — говорю я.

— Ну, по меркам древних греков, Ивен, вы профессор, не иначе.

Смех ее задевает внутри меня какие-то струнки, я подвешен на этих струнках, как деревянная суставчатая кукла, и управляет она мною не хуже опытного кукловода. Мне хочется обнять госпожу лейтенанта или просто взять за руку — такая она сейчас близкая. Но я понимаю: это предел, за который лучше не переступать. Как там намедни говорил Гус: «Без всякого траха в кайф». Или что-то вроде. Когда я рядом с Шармилой, Ника отпускает меня. Не тревожит больше. Дай ей Бог счастья за все, что она для меня сделала. Я был с нею счастлив целый год, это само по себе не мало. Добрая память о моей длиннолапой кошке — все, что мне осталось. И мне так легко от этого, что хочется глупости делать. Мы болтаем с Шар просто так, ни о чем. И понимаем, что вот-вот начнем о личном, наши занятия плаванием — глупейший предлог, наивный обман окружающих, и нас тянет друг к другу, но проклятые условности не позволяют перешагнуть рамки. Нас словно силовой барьер разделяет. Говорить можно, а прикоснуться — никак. И смотрит она на меня искоса так, словно видит насквозь, и улыбается грустно, читая мои глупые мыслишки.

— Выпьете чего-нибудь? — интересуюсь я.

— Не знаю. Чего-нибудь легкого. Лучше минеральной воды.

Бар на нашей половине не работает, так что я пулей перемахиваю на другую сторону и проталкиваюсь между пьяных верзил к стойке. Бармен выслушивает мой заказ с кислой физиономией. Да уж, на мне ты много не заработаешь, парень.

Мы устраиваемся в проточных ваннах с теплой водой. В этом углу света почти совсем нет. Глаза О'Хара — блестящие точки в полутьме. Я улыбаюсь, глядя на нее.

— У вас глаза в темноте светятся, Шар. Как у ведьмы. Или как у кошки, — со смешком говорю я в ответ на ее немой вопрос.

— Ну знаете, Ивен! Впервые мужчина ухаживает за мной, называя ведьмой, — притворно возмущается она.

— Ведьма — это комплимент. Вроде породистой стервы. Некоторым женщинам нравится. Очевидно, вы не тот тип.

— Что с вас взять. Все полевые морпехи — жуткие мужланы! А так все хорошо начиналось…

Мы смеемся и продолжаем никчемный треп. Просто так. Я будто вне времени, мне сейчас все по барабану. Только бы эта ночь не кончалась.

— Ивен, у вас ведь есть жена в Зеркальном? Ну или гражданская жена, — внезапно, без перехода, интересуется О'Хара, глядя на воду.

— С женой я в разводе. С гражданской — тоже.

— Мне показалось, вы были чем-то расстроены в гостинице, когда говорили по коммуникатору.

— Да как вам сказать…

— Если не хотите, отвечать не нужно, — говорит она, по-прежнему не отрывая глаз от воды.

— Я с дочерью говорил. Большая уже — пятнадцать ей. Сто лет ее не видел. А потом с Никой.

— Ника — эта ваша жена?

— Скорее подруга. Хотя… мы с ней год вместе прожили. Наверное, можно сказать, что и жена. — Немного помолчав, добавляю: — Была…

— Простите, что разбередила вас, Ивен, — тихо произносит Шармила.

— Я сам ее спровадил, когда полоса пошла…

— Полоса?

— Полоса неудач, — поясняю я. — Склад сгорел вместе с товаром, страховка накрылась, потом обвинение в коррупции. Плюс невыполненные обязательства перед партнерами. Покатилось как-то все. Я решил, что ни к чему ее во все это впутывать. Корпус с призывом выручил меня крупно. Я бы сейчас уже кровью в шахте кашлял.

— Вы ее любите, Ивен?

Молча смотрю на нее. Она упорно не смотрит мне в лицо. Губы ее чуть напряжены. Я боюсь признаться, что Ника — да, она моя, она клок сердца с собой забрала, но вот что со мной сейчас творится, сам понять пытаюсь. И дать однозначный ответ в присутствии Шар — значит выбор сделать. И я проявляю малодушие.