Ностальгия по чужбине. Книга первая

— Потому что от решения, которое вы можете принять СЕЙЧАС, зависит намного больше, чем судьба советско-американских отношений. Даю вам слово офицера: я даже не представляю себе, что уйду от вас с пустыми руками. И потому убедительно прошу выслушать наше предложение. Вы просто не имеете права отказать нам, Андрей Андреич! И я убежден, что не откажете…

— Вот даже как!.. — Клочковатые брови Громыко стремительно взлетели. — Это еще почему, скажите на милость?

— За все, что происходит сейчас в стране, в значительной степени ответственны вы, уважаемый Андрей Андреич.

— Что за чушь! — Громыко резко вскинул голову. — О чем вы толкуете, Юлий Александрович?!..

— Позвольте с вами не согласиться, — Воронцов покачал головой. — То, что я сказал — вовсе не чушь. Поскольку именно вы и никто другой привели Горбачева к власти. Именно вы, как наиболее сильный и авторитетный представитель старой гвардии в Политбюро, в решающий момент взяли сторону Горбачева, сделав его генеральным секретарем. И именно вы, уважаемый Андрей Андреич, оказались выпихнутым из Политбюро руками человека, которого сами же толкнули наверх…

— Меня никто не выпихивал, — хрипло возразил Громыко. — Так сложились обстоятельства…

— Полноте, Андрей Андреич!.. — Воронцов резко взмахнул рукой. — Я знаю практически все о роли обстоятельств в высокой политике. И не могу себе представить, что гениальный тактик Громыко, человек, безошибочно лавировавший между Молотовым и Маленковым, Хрущевым и Булганиным, Брежневым и Косыгиным, Андроповым и Сусловым мог НЕ УЧЕСТЬ какие-то обстоятельства. Все одновременно и проще, и сложнее. Сказать, почему Горбачев поступил так именно с вами?..

Громыко молчал. Колючий, немигающий взгляд, блеснувший в амбразуре седых бровей и набрякших под глазами мешков подобно спаренному пулемету, нацелился точно в середину воронцовского лба.

Генерал непроизвольно поежился, но продолжил:.

— Я знаю, что вам это известно. Но все равно скажу. Чтобы вы осознали, Андрей Андреич: истинные причины вашей опалы понимают сегодня многие. Да, вы действительно, — как, впрочем, и всегда, — не претендовали на первую роль. И, следовательно, конкурентом Горбачеву не были. Но вы ему МЕШАЛИ, Андрей Андреич!..

— Чем же это я ему так мешал? — насупленное лицо Громыко потемнело. Чувствовалось, что этот вопрос он задавал себе неоднократно.

— Да тем, Андрей Андреич, что, оставаясь членом Политбюро и министром иностранных дел, вы никогда бы не допустили эти позорные уступки американцам, эти унизительные переговоры с позиций бедных родственников, на которых провинциальные дилетанты от политики и дипломатии, заискивая и лебезя, фактически уничтожают страну. Потому, что вы, Андрей Андреич, всегда честно и последовательно стояли на защите национальных интересов и приоритетов нашей страны, а этот плешивый ставропольский болтун с его «новым мышлением» и двумя дипломами о высшем образовании собрался отдать Западу все, что было достигнуто кровью, потом и слезами десятилетий — наши позиции в Европе, наши приоритеты в вооружениях, наше бесспорное право на самостоятельную политику, на собственные, неоткорректированные Западом, политические и экономические реформы… И он сделает это, Андрей Андреич, если мы ему не помешаем…

Громыко молчал, целиком погрузившись в свои мысли. Казалось, он и не слышит ничего.

Воронцов вдруг заговорщически улыбнулся:

— Вы знаете, как теперь здороваются в МИДе?

— Что, простите? — хозяин дачи словно спустился с небес на землю.

— Я спрашиваю, знаете ли вы, как сегодня здороваются на Смоленской площади?

— Как? — с неожиданным испугом в голосе спросил Громыко.

— Прижимают руку к сердцу и говорят: «Good morning, генацвале!»

— Это что, анекдот? — губы Громыко высокомерно поджались. Одного этого было вполне достаточно, чтобы Воронцов понял, какая безграничная пропасть отделяет Громыко от нынешнего хозяина Смоленской площади…

— Возможно. Но очень жизненный. Ваш преемник Шеварднадзе дипломатом ведь никогда не был. Хотя и прошел НАШУ школу. Что, согласитесь, тоже немало…

— Что вы хотите от меня, Юлий Александрович?

— Вашего принципиального согласия.

— Согласия на что?

— Вашего согласия занять пост генерального секретаря партии и президента СССР.

— Насколько мне известно, в настоящее время эти посты вакантными не являются, — сухо отрезал Громыко.

— ПОКА не являются.

— Вы вообще понимаете, что говорите?

— Конечно, понимаю! — Воронцов с едва заметным недоумением пожал плечами. — Понимаю и как патриот своей страны, и как заместитель председателя КГБ СССР, и как коммунист с тридцатипятилетним стажем, если хотите…

— Знаете, что больше всего мне не нравится в вашей идее?

— Что, Андрей Андреич?