И еще я не выпускала чью-то суховатую, с ощутимо проступающими венами, руку, словно это и не рука была вовсе, а спасательный трос, без которого я не могла время от времени выкарабкиваться на поверхность.
Кто говорил, что, находясь в бессознательном состоянии, люди ничего не чувствуют? А тяжесть на душе, тянущая тебя на самое дно этой бесконечной пучины? А мучительный вопрос, который ты не в состоянии ни сформулировать, ни задать, и только чувствуешь, как он гложет тебя, съедает, словно саркома, заживо?..
Я вернулась окончательно только после того, как поняла, наконец, что продолжаю держать руку своей свекрови Элизабет.
— Он жив?
— Да.
— Я говорю о Юджине.
— Я понимаю, дорогая, о ком ты говоришь…
— Ты не должна мне лгать, Элизабет…
— Я не лгу тебе, дорогая.
— Поклянись.
— Ты мне не веришь?
— Поклянись своими внуками!
— Это грех.
— Грех врать.
— Я клянусь тебе своими внуками.
— Ты знаешь, что я никогда не прощу тебе, если ты солгала.
— Я знаю.
— Он действительно выживет?
— Он ДОЛЖЕН выжить… — Моя свекровь продолжала комкать платочек, даже не делая попыток остановить слезы, прокладывавшие извилистые бороздки сквозь плотной слой темной пудры. — Операция длилась шесть часов. Доктор Уэйн сделал все возможное. Теперь только он сам может помочь себе… Но он крепкий мальчик, Вэл, он обязательно выкарабкается… У него замечательные дети, красивая и верная жена… Ему есть за что бороться…
— А мне?
Слезы струились как бы сами по себе, стекая к моим ушам.
— Что ты сказала?
— Ничего… Как дети?
— Все в порядке дорогая, не беспокойся. Пока я в больнице, с ними все время мисс Картридж. У тебя чудесные мальчики, Вэл. Настоящие маленькие мужчины…
— У них перед глазами был хороший пример…
— Не говори так, умоляю тебя!.. — Она крепко сжала мою руку. — Все будет хорошо, ты увидишь…
— Сколько я тут валяюсь?
— Двое суток.
— Меня тоже оперировали?
— О чем ты говоришь?! — Моя свекровь вытерла наконец слезы и шмыгнула носом. — На тебе нет даже царапины — просто очень глубокий нервный шок. Ты почти двое суток пролежала без сознания…
— Что-нибудь удалось выяснить?
— Нет… Счастье, что буквально через несколько минуту после выстрелов из бара вышел какой-то мужчина… Ведь на улице не было ни людей, ни машин, ничего вообще… А вы даже звука не издали. Хорошо, что этот мужчина не мешкал, — тут же вернулся в бар и вначале вызвал скорую помощь, а уже потом сообщил обо всем собутыльникам… Понимаешь, как мне здесь объяснили, каждая минута имела значение. Он потерял очень много крови. Врачи даже не поняли в первое мгновение, в кого из вас стреляли…
— Почему не поняли?
— Он лежал на тебе… Ты была в крови больше, чем Юджин…
— Я хочу его увидеть.
— Это невозможно, Вэл.
— Просто увидеть, Элизабет, ничего больше!
— Я…
— Где он?
— В реанимации. Без сознания. К нему, по-моему, только электростанцию еще не подключили…
— Ты проведешь меня туда?
— Туда никого не пускают.
— Значит, ты там не была?
— Я же сказала: туда никого не пускают!
— Помоги мне встать, Элизабет…
— Уймись, Вэл, ты под капельницей! — взмолилась моя свекровь.
— Так сними ее к ебаной матери!
— Не ругайся в больнице.
— Я даже толком не начинала.
— Подожди, я вызову врача…
— Только быстрее, пожалуйста…
Симпатичный молоденький врач с огромным носом, оседланным круглыми ученическими очками, смотрел на меня с такой неподдельной жалостью, словно только что собственноручно ампутировал мне обе конечности и думал только о том, как тяжело теперь мне будет обнимать любимого.
— Миссис Спарк? Вы что-то хотели?..
Из-за белой спины доктора выглядывало испуганное, пожелтевшее лицо Элизабет.
— Да, хотела… — Мысленно я приказала своим безнадежно разобщенным телу и душе немедленно соединиться, причем как можно естественнее, чтобы этот оседланный очками длинный еврейский нос не вздрагивал так траурно.
— Я бы хотела, чтобы, во-первых, док, вы отсоединили меня от этой идиотской капельницы, а, во-вторых, немедленно вернули мою одежду. Вот, собственно, все что я хотела.
— Боюсь, что это невозможно, поскол…
— Боюсь, что мне наплевать на то, чего вы боитесь! — На меня вдруг нахлынула такая волна лютой ненависти, словно никто иной, как носатый доктор стрелял из машины в моего мужа. — Вы слышали, ЧТО я вам сказала, доктор?
— Но, мэм…
Врач ошарашенно смотрел на меня, потом перевел взгляд на Элизабет.
— Ну, если она действительно чувствует себя нормально… — неуверенно начала моя свекровь и полувопросительно посмотрела на меня. То, что увидела Элизабет, заставило ее произнести следующую фразу более уверенным тоном:
— Под мою личную ответственность, доктор Беркович.
— Как вам будет угодно, мэм…