— Кого ты имеешь в виду, Валечка, говоря «вам»? — Спокойно уточнила Паулина. — Меня лично или Центральное разведывательное управление США?
— Разве это не одно и то же?
— Я на пенсии уже три года.
— Ну, естественно, — кивнула я. — И Якоб впустил вас на явку Мосада по предъявлении пенсионной книжки.
— Я подписала временный контракт с фирмой… — Паулина в очередной раз изящно повела плечом. Ей наверняка кто-то сказал, что этот жест придает особую пикантность. — Так что, пенсионной книжки не потребовалось.
— Соскучились по работе?
— В гробу я ее видела! — в случае необходимости Паулина очень эффектно вкрапливала в свой вычурный лексикон потомственной аристократки уличные выражения.
— Застойный тромбофлебит? Финансовые проблемы? Адреналин перестал поступать в распухшие от артрита конечности?
— Не старайся быть хамкой больше, чем есть…
— Простите меня… — В тот момент я в самом деле ощутила нечто похожее на угрызения совести. В конце концов, в свое время эта экстравагантная дама не сделала мне ничего плохого и даже многому научила. — Просто я провела две замечательных недели в Париже, Паулина. И теперь точно знаю: когда Хемингуэй сочинял в кафе «Праздник, который всегда с тобой», он, к сожалению, имел в виду не меня…
— Кстати, ты можешь вернуться в Штаты.
— Даже несмотря на письменное обязательство работать на израильскую разведку?
— Даже невзирая на это, — с невозмутимым видом кивнула Паулина. — Мы полностью в курсе дела, девочка.
— Имеете право раздавать индульгенции заблудшим?
— К сожалению, не всем.
— Вы не обидитесь, если я откажусь?
— Я была бы очень удивлена, если бы ты согласилась.
— Просто меня как-то не греет перспектива дрожать от страха в кругу семьи.
— А дрожать от страха в одиночестве? — Тонкая, ВЫВЕРЕННАЯ бровь Паулины заговорщически изогнулась мусульманским полумесяцем. — Такая перспектива тебя, значит, греет?..
— Если им нужна я — пусть берут… — К тому моменту меня настолько вымотали неопределенность, пережитый страх и встреча с Паулиной, что я действительно была готова на все. — А дрожу я при этом от страха, ненависти или вожделения — это уже не принципиально. Верно, Паулина?
— Ты вызываешь во мне странные чувства, Валечка…
— Плавный переход от психологии к шоковой терапии, — пробормотала я.
— Не будь похожа на моток колючей проволоки!.. — Паулина бережно разгладила едва заметные морщины на юбке и подняла голову. — Расслабься, Валечка и попробуй поверить мне. Тем более, что когда-то у тебя это получалось… Я, дорогая моя, потратила несколько суток, чтобы проанализировать ситуацию и прийти к кое-каким выводам. Для пенсионерки по возрасту столь значительные умственные и физические усилия даром не проходят — так что, разрешаю тебе оценить степень моего личного участия в твоей судьбе. Но прежде, чем я поделюсь своими соображениями, ты, Валечка, должна знать: годы, которые я проработала в ЦРУ, были лучшими. Самыми лучшими в моей жизни. Собственно, это и была настоящая жизнь. Однако возвращение в Лэнгли после тридцати восьми лет полноценного существования равносильно надеждам на хоть какой-то секс с полным импотентом…
— Но вы, тем не менее, вернулись, — вставила я.
— Да, вернулась, — флегматично кивнула Паулина.
— И почему же?
— Главным образом, из-за тебя, дорогая…
— Что вы сказали? — мне показалось, что я ослышалась. — Вы вернулись в ЦРУ из-за меня?!..
Ощущение было такое, словно кто-то сзади огрел меня поленом по голове. У меня даже в ушах зазвенело.
— Я понимаю, — продолжала Паулина, деликатно не замечая моей реакции, — что ты, Валечка, в силу особенностей характера, природной склочности и подверженности стрессам, скорее всего, воспримешь это признание с точностью до наоборот. Но меня это не смущает. Скажу больше: мне абсолютно все равно, поверишь ты мне сейчас или нет. И знаешь, почему? Когда я поняла, по какой именно причине согласилась — пусть даже временно — вернуться в контору, то сама была потрясена до глубины души. Причем куда больше, чем ты сейчас…
— Даже так…
— Представь себе! Знаешь, всю жизнь я минировала подступы к себе…
— Вот уж никогда бы не поверила, что, в детстве вы были недотрогой, — сварливо пробурчала я…
4
Рим. Международный аэропорт Фьюмичино.
Февраль 1986 года
Полный отчет о своей командировке Сергей передал наутро через связного из римской резидентуры, а уже в два часа дня был в международном аэропорту Фьюмичино, где зарегистрировал билет на рейс Рим-Москва-Токио авикомпании «Джал». Он возвращался домой по шведскому паспорту — тому самому, с которым въехал в Италию восемь дней назад. Пройдя без осложнений таможенный досмотр, Сергей расположился в широком кресле первого класса у окна огромного «Боинга-747», где ему предстояло провести три с половиной часа полета до Москвы…