Ностальгия по настоящему. Хронометраж эпохи

В книге 1952 года Набоков приходит к традициям Пастернака. Но и садясь на книгу Пастернака, он остается своей бабочкой. В лекциях своих он наивно раздраженно ниспровергает Толстого и Достоевского, называет Сартра модным вздором, Миллера – бездарной похабщиной. Движимый не самыми почтенными чувствами, он обзывает Бенедиктовым… Пастернака – более сильного, чем он, поэта, не в силах освободиться до конца жизни от влияния его интонации. Ах, бедная тень Бенедиктова! Кто только не тревожил тебя… Но простим эти слабости за боль его, даже за один этот его глубокий вздох:

        Моя душа, как женщина, скрывает
        И возраст свой, и опыт от меня.

Гиппиус назвала его талантливым поэтом, которому нечего сказать, не заметив, что подробности жизни и слова стали содержанием его. И сквозь этот яркий, отчетливый мир проступает:

        Я помню, над Невой моей
        Бывали сумерки как шорох
        Тушующих карандашей.

Вот он пишет сестре: «Ника уже развелся со второй женой-американкой». Я знал этого «Нику», композитора Н. В. Набокова, его третья жена Патриция Блейк редактировала мое первое «Избранное» в американском издательстве. Встретиться с Владимиром Набоковым было бы просто, но мешала некая целомудренность. Я боялся нарушить хрустальный образ, боялся, что пыльца останется на пальцах. Мастер был труден в общении. Грэм Грин, давший мировую славу его «Лолите», защитив ее от цензурных запретов и выведя в кинозвезды, чтя автора как писателя, сдержанно отозвался о нем как о личности. Проза его магична – его школу прошли и поздний Катаев, и Битов, и многие.

Всю жизнь он прожил в гостиницах, отказываясь покупать и обживать свой дом вне дома. Как поэт, он снимал номера у Пастернака.

И Николас, и Патриция не советовали мне встречаться с Набоковым. «Ну как вы поступите, Андрюша, если он при вас будет ругать Пастернака?»

Патриция Блейк, сероглазая, стройная, некогда модель «Вога», девочкой бывшая подружкой Камю, приехала в Москву корреспонденткой журнала «Лайф», попала в наш Политехнический и стала наркоманкой русской культуры.

В предисловии к сборнику «На полпути к луне» она записала свой разговор с Всеволодом Кочетовым, официальным классиком и пугалом для нашей интеллигенции.

«Номенклатурный писатель встретил меня, широко улыбаясь: “Вы видите, я не ем младенцев…”»

«“Вы пришли к нему, наверное, после обеда, он уже откушал их”, – сказал мой московский приятель». Этим приятелем, увы, был я.

Кочетов отомстил и Патриции, и мне в романе «Чего же ты хочешь?». Там шпионка Порция Браун инструктирует в постели гнусного поэта: «Надо писать стихи якобы про Петра I, имея в виду Сталина». В известной пародии шпионка звалась «Порция Виски».

К тому же она написала статью об антисемитизме, что окончательно сделало ее персоной нон-грата.

Но она продолжала неистово любить русскую литературу. Для моего тома она впервые на Западе применила русский метод перевода – когда с помощью блестящего лингвиста Макса Хейворда стихи переводили лучшие американские поэты Уистен Хью Оден, Стэнли Кюниц, Ричард Вильбур, Уильям Смит.

О Набокове я слышал от нее и княгини Зинаиды Шаховской. Ревновавший Пастернака к Нобелевской премии, великий Набоков, как поэт, до конца дней не освободился от пастернаковского влияния.

А проза?

Вспомним великую набоковскую книгу «Защита Лужина». Вы помните, как герой, шахматный русский гений, выходит на лунную террасу немецкого городка? Ему мерещится его соперник Турати. Ночь полна белых и черных фигур. Деревья – фигуры. Лунный свет делает террасу схожей с шахматной доской. Ему на колени садится возлюбленная. Он ссаживает ее.

Она свидетель его муки. Ночь – черно-белая шахматная партия.

Где мы читали это? Русский глядит на марбургскую ночь.

Пастернаковский «Марбург» – завязь набоковского романа.

        Ведь ночи играть садятся в шахматы
        Со мной на лунном паркетном полу…
        И страсть, как свидетель, седеет в углу…
        И тополь – король. Я играю с бессонницей…
        И ферзь – соловей. Я тянусь к соловью,
        И ночь побеждает – фигуры сторонятся…

Игра родилась раньше человека. Что за шахматы играют нами?

Шахматы начинают и выигрывают.

Они съели все фигуры, весь офицерский корпус, черные и белые, они съели чемпиона и претендента, машину IBM, пол-Каспарова и остальные полчеловечества.

Не зажигайте в окнах свет – они проникнут в квартиры через белые квадраты окошек, не тушите свет – они проникнут через черные квадраты.

Малевич распался на суверенитеты.

Хамы начинают и выигрывают