Ностальгия по убийству

— Мэвис, не принимай слова Игана Ганна всерьез: он против тебя потому, что ты ему понравилась. Этот сухарь страшно конфузится в обществе хорошеньких девушек, уж я знаю. И начинает корчить из себя Моцарта. Ты его приручишь в два счета.

— Да ну!.. — отмахнулась я. — Толстячок показался мне более симпатичным.

— Оставляю его тебе, — засмеялась Селестина. — Дальше все пойдет, как по расписанию: эта компашка надерется и начнет вспоминать, кто и где играл, пел или музицировал и кто делал это лучше. Лично я от их бредней уже сдыхаю. Не выношу ностальгические ахи и охи. Пойду спать. Увидимся утром, Мэвис.

— Слушай, Селестина, я буду у тебя за стеной, и если вдруг кто-то начнет ломиться в дверь, стучи — приду на помощь.

— Договорились.

Она, улыбаясь, поднялась и пошла наверх. Я с чашечкой кофе пристроилась на диванчике и почти сразу же почувствовала, что кто-то плюхнулся рядом. Повернулась: так и есть — толстячок.

— Не хотите выпить? — спросил он и протянул мне бокал, в котором позвякивали льдинки.

— Я не пью ни виски, ни мартини.

— И правильно делаете, — расплылся в улыбке мистер Бэнкрофт. — Но я принес вам не виски, а лимонад. Очень освежает.

Я отпила немного: действительно освежает. Честно говоря, я могу выпить и более крепкий напиток, особенно, если это нужно для дела — любовного или какого иного. Но просто так не пью.

— Плюньте на Игана, он всегда пыжится, когда видит красивую девушку, — зашептал на ухо толстячок, придвинувшись ближе, чем надо. — Все знают, что парень просто комплексует.

— Ваш Иган меня нисколько не волнует, мистер Бэнкрофт, — заверила я его.

— Зовите меня Бертом.

— Хорошо. А вы можете звать меня Мэвис.

Толстячок сразу глубоко задышал и придвинулся еще ближе. Глаза его сделались, как два голубиных яйца.

— Благодарю, Мэвис, — сказал он так, как будто я пообещала ему спеть на ночь колыбельную.

— Как дела? — поинтересовалась я. — Мечтаю получить в вашем мюзикле малюсенькую, но роль.

А сама подумала: «Если бы Джонни видел меня сейчас подлизывающейся к драматургу!.. У него бы селезенка лопнула от смеха».

— Все замечательно, — вздохнул Берт, — кроме парочки пустяков.

— Хочу услышать о будущем спектакле из первых уст, — сказала я так, что самой стало противно.

Толстяк начал теребить свои усики.

— Ну... Нам надо создать нечто ностальгически-трепетное из жизни полузабытой кинозвезды... Я говорю про Нину Фарр. Мы придумали с Иганом кое-что. Но тут Нина выкинула номер: притащила эту крашеную рухлядь, у которой нет ни шеи, ни талии. Когда-то она играла роли авантюристок, но это не значит, что и сегодня ее можно затянуть в корсет и заставить танцевать канкан.

— Понимаю, кого вы имеете в виду, — Трейси Денбор.

— Да, Трейси... — Он посмотрел на меня и вздохнул. — Мы придумали такой ход: спектакль в спектакле. Изнанка мюзикла. Репетиции и все такое... О чем это я еще хотел сказать? Ах, да! — Берт хлопнул себя потной ладонью по лбу. — У главного персонажа, кинозвезды, которая решила тряхнуть стариной, есть красавица-дочь. Мать хочет сделать из нее знаменитость, но дочь не интересуют ни кино, ни театр. Она мечтает лечить туземцев где-нибудь в дебрях Африки или Австралии. Подвижническая натура... Однако дочь хочет помочь своей мамочке: ходит на репетиции, подбадривает, утешает... Ну, как мы придумали?

— Класс! — я сделала восхищенное лицо. — И чем все заканчивается?

— Сейчас расскажу. Но я вижу: ваш бокал пуст. Разрешите снова его наполнить?

— Пожалуйста.

Пока толстячок вертелся у бара, я провела «наружный осмотр» гостиной. Иган Ганн, очевидно, отправился спать, раздосадованный тем фактом, что моим вниманием овладел его соавтор. Лежит, наверное, в койке и кусает локти от досады. Алекс Блант и Нина Фарр заняли вдвоем одно кресло. Хм... Я не пуританка, однако подобные трюки проделываю только в интимной обстановке, а не на виду у всех. Черт побери! Трейси и Уолтер делают то же в другом кресле! Если Нина сидела на коленях у Алекса, то Уолтер — на коленях у Трейси. Воздержусь от комментариев.

Вернулся Берт, неся два бокала с лимонадом. Берт сел и прижался к моему бедру, надеясь на ответный жест. Я не стала его делать, впрочем, и отодвигаться тоже.

Драматург произнес какой-то сложный тост — на хинди, как он пояснил. Когда я попросила перевести его, Берт покраснел.

— Это пожелание... Чтобы ваша грудь не осталась без внимания... Мэвис, вы можете не беспокоиться. У вас такая потрясающая фигурка... На чем я остановился?

— На пересказе сюжета, — я поставила пустой бокал на столик. Берт сделал то же самое.

— Да... На премьеру стареющей кинозвезды пришли друзья Нины — актеры, режиссеры, критики... Ну, в общем, половина Голливуда и часть бродвейской публики. Они должны стать свидетелями триумфа актрисы. И вот...

Он умолк, затягивая мелодраматичную паузу. Я терпеливо ждала.

— И вот за пять минут до начала спектакля актрисе сделалось дурно. Нервы не выдержали, сказалось напряжение... За кулисами — паника. Что делать?

— Я знаю. Раз дочь посещала все репетиции, она невольно выучила роль назубок. Пусть дочь отыграет премьеру вместо матери.