В высокорейтинговой некогда программе «L-клуб» три участника (как правило, разных возрастов) должны были угадать цену на водку или шампанское в определенном году. Угадавший получал особый приз: это тоже момент удовлетворения ностальгии; думаю, что отчасти способствовавший возникновению замысла «Старой квартиры», в которой непременно присутствует и этот же вопрос, и коллективные — в конце передачи — проводы («похороны») Старого года. Сам жанр «Старой квартиры» можно приравнять к поминкам, на которых о покойнике вспоминают «амбивалентно»: люди, несмотря на катаклизмы и испытания, рождались, влюблялись, учились, работали. Год так или иначе, но результативен. Эти поминки оптимистичны — и полемичны по отношению к негативной, «чернушно»-разоблачительной волне литературы «перестройки» и «гласности». Несомненно, «Старая квартира» имеет и коллективный психотерапевтический эффект — как сеанс коллективного психоанализа. Проговаривая свои травмы (дело врачей, борьба с «космополитизмом», постановление о Зощенко и Ахматовой и т. д.), общество, представляемое зрителями-участниками передачи, по идее должно эти травмы преодолевать.
Однако на самом деле место коллективного прозрения занимает усреднение, развлечение снимает, уничтожает трагизм: происходит скорее банализация истории, чем ее истинное понимание. История изрубается в лапшу и варится, как супчик из множества ингредиентов, где лагерный опыт перемешан с комедийными пенками.
Ностальгическая идеология и эстетика была опробована режиссером-документалистом Алексеем Габриловичем в лентах «Цирк нашего детства» (1982), «Футбол нашего детства» (1984), «Кино нашего детства» (1985) — серии, плавно перешедшей в постсоветские «Дворы нашего детства» (1991) и двенадцатисерийный телесериал «Бродвей нашей юности» (1996), в котором об образе жизни, о стилягах ностальгически вспоминают шестидесятники. Навсегда потерянный «возрастной» рай детства и юности в советское время воскрешался как относительный неофициоз, в постсоветское время — как противостояние советскому стилю; а сейчас смотрится как ностальгия по утраченной стилистике существования. Советской! Почему? Во-первых, потому что — молодость, когда узкие штаны были главной оппозицией режиму. Во-вторых, потому что люди, осуществившие, снявшие эти фильмы, остались за пределами новейшего и все убыстряющегося времени, где хозяева жизни — новые молодые, для которых что Главлит, что редакция — все одно былой советский официоз.