Самую большую власть в коммуне имеют те, у кого здесь семейные корни. Они образуют особое сообщество внутри коммуны. Например, лесом в Курвальдене распоряжаются те, чьи семьи здесь проживают веками.
В правительстве коммуны могут быть представлены либо одна, либо несколько партий — как решат все ее члены. Есть коммуны однопартийные. В Курвальдене, например, из пяти членов правительства двое принадлежат к радикальной демократической партии, двое — к партии швейцарского народа, один независим. (Как правило, в правительствах всех трех уровней чаще всего представлены крупнейшие партии Швейцарии.) Президент — из сильнейшей партии в стране, основанной в середине прошлого века. Долгое время эта партия была правящей и составляла абсолютное большинство в федеральном парламенте. Но президент коммуны отстаивает, разумеется, не партийные интересы, а интересы всего сообщества. Правительство коммуны распределяет коммунальный бюджет (более 2 миллионов франков на год), но имеет право решать только судьбу сумм меньших, чем 20 тысяч франков, в остальных случаях решает вся коммуна.
Подчиняются ли они хоть в чем-то Берну? Президент коммуны, крепкий, хорошо сколоченный, моложавый человек с белозубой улыбкой в оправе черной бороды, смеется: да мы слышать не желаем о Берне! Мы сами по себе. Мы хотим быть свободными — вот главное. Коммуна решает вопросы образования (имеется великолепно отстроенная школа и детский сад), строительства дорог (кроме главных магистралей, принадлежащих кантону), туризма (великая статья дохода — ослепительный снег, сияющее солнце, вершина Ротхорна, прекрасные спуски, первоклассное обслуживание, уютнейшие, полные домашнего очарования отели, расположенные в мастерски отреставрированных зданиях, чья история буквально дышит веками). Хотя швейцарское гражданство получить чрезвычайно сложно (оно может быть выдано только после 12 лет работы и жизни в Швейцарии, куда тот или иной человек, нуждаясь в политическом убежище, приехал по известным общественности причинам), в Швейцарии на 6,5 миллиона населения приходится около миллиона иностранцев, и это количество имеет тенденцию к росту. Иностранцы обладают разными правами — среди них есть те, кому позволено привозить семьи, но есть и сезонные рабочие. Которые порой вынуждены прятать своих детей. В маленькой коммуне — в отличие от города — это вряд ли возможно. И для воспитательницы детского сада важно помочь детям разных культурных уровней найти общий язык, — у меня сложилось впечатление, что здесь, в детском саду, тоже вырабатывается своего рода политический компромисс. Но проблема иностранцев в политической жизни страны остается — например, в Женеве, в которой в выборах мэра принимало участие всего 20 % избирателей, 35–37 % населения (и 51 % активного, работающего населения) составляют иностранцы, лишенные права участия в этих выборах, но, безусловно, влияющие на жизнь города и зависимые от устройства политической жизни Женевы (большинство из них работают в различных международных представительствах).
Замечу, что в Швейцарии в отличие от многих других стран Европы иностранные рабочие держатся на редкость спокойно, конфликтов между ними и коренным населением не бывает. Причин тому несколько, и одна из них состоит в том, что они не селятся по системе национальных «гетто», а свободно распределяются по разным районам; но главная причина лежит в главнейшем политическом обретении и поистине швейцарской ценности — нейтралитете.
Швейцарский нейтралитет на бытовом уровне представляется мне в виде человека с предостерегающе поднятой в отторжении ладонью — не тронь меня, и я тебя не трону.
Партии в Швейцарии тоже начинают строиться и управляться с фундамента коммуны, а не с крыши, как мы привыкли в нашей системе, для постижения совершенно фантастического, зеркально перевернутого функционирования которой нужна скорее знаменитая Алиса, привыкшая к головокружительным парадоксам Страны Чудес, чем нормальный человек. Сколько я ни пыталась объяснить швейцарцам, что, почему и как у нас не работает, они в ответ лишь в изумлении вежливо покачивали головой. Партийные собрания, где решаются основные вопросы, происходят в Швейцарии на уровне коммун, и швейцарец идентифицирует себя прежде всего на этом уровне, он для него наиболее жизненно важен. Например, разговорившийся со мною в ресторанчике на вершине солнечного Ротхорна хозяин бакалейной лавки из коммуны в кантоне Ааргау объяснил, что он занялся было политикой (как член ФДП), но вскоре был вынужден с этим покончить, да и вообще вышел из партии, потому что члены других партий не очень-то жаждали делать покупки в его магазине, а это, как вы сами понимаете, ударяет по карману.