Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I

Одно было только оправдательное утешение: страна, уставшая от войн, революций и последовавших за ними глобальных социальных потрясений, получала хоть какой-то, пусть и мизерный, доход с этих удалённых, малонаселённых и богатейших своих дальневосточных земель. Честно говоря, была и другая польза от присутствия иностранных рабочих на наших берегах – польза, о которой они сами даже и не подозревали. Хочешь не хочешь, а этим природным рыбакам и умелым обработчикам морской рыбы и крабов, ловким курибанам, лихо справлявшимися с неуклюжими тяжёлыми кунгасами и мотоботами-кавасаки в неспокойных прибрежных водах, приходилось, пусть и невольно, помимо, может быть, их собственного желания, а просто чисто автоматически, передавать свой опыт русским рыбакам, работавшим на камчатских рыбных промыслах рядом с японцами. А их количество с конца двадцатых годов XX столетия, когда начала ускоренно развиваться на этих берегах и наша собственная рыбная промышленность, становилось год от года всё больше и больше. Главным образом из центральных областей той советской России ежегодно приезжали по вербовке на промысловый сезон или на несколько договорных лет (как правило, от трёх до пяти) тысячи мужчин и женщин, преимущественно никогда не видевших ранее ничего даже приблизительно похожего на море. Причём многие из них приезжали семьями, с детьми и оставались здесь на постоянное жительство. И, к чести сказать, в большинстве своём и в достаточно короткие сроки они тоже становились и умелыми рыбаками, и виртуозными раздельщиками рыбы, и лихими курибанами, этакими береговыми боцманами, ловко швартующими к деревянным пирсам тяжело нагруженные свежей рыбой кунгасы или быстро, без лишней суеты, выхватывающие эти опорожненные смолёные посудины, всё так же тяжёлые и неповоротливые, из пенной прибойной полосы по деревянным каткам на берег.

Правда, не следует считать, что этот процесс их профессионального становления был здесь пущен только на этакий умозрительный пассивный поток. Организаторы производства, естественно, создали широкую систему теоретической и практической подготовки необходимых кадров на разнообразных скоротечных и долговременных курсах, причём без отрыва от непосредственной работы. Пример же японских рыбаков, работавших рядом с нашими, служил этаким живым наглядным пособием в освоении теоретических знаний, получаемых на этих курсах, что, понятно, только способствовало ускорению профессионального становления наших кадров промысловиков. Причём в 30-е довоенные годы непосредственно в промысловых бригадах нередко практиковалась работа и дальневосточных учёных-«рыбников», что тоже, считаю, не могло не способствовать профессиональному росту наших камчатских рыбаков. В бригаде моего отца, по его рассказам, тоже работал один промысловый сезон такой известный в рыбацких кругах учёный-дальневосточник, фамилия которого – Кизеветтер. Они подружились, и из бесед с ним отец много интересного узнал и о флоре и фауне камчатских прибрежных вод, и о прогрессивных по тем временам способах промысла. А когда я ещё не умел читать, то часто любил листать отцовские книжки и рассматривать на их страницах картинки разных рыб и непонятные мне тогда ещё схемы различных систем морских неводов и прочих промысловых снастей. Постоянное общение промысловиков с учёными прервалось надолго только в военные годы.

А к сороковым годам на побережьях Камчатки количество отечественных рыбаков практически сравнялось с японскими, по-прежнему работающими на арендуемых ими промысловых участках. То же самое можно с уверенностью говорить и о количестве добытой рыбы, и о качестве её обработки. Одним словом, рыбная индустрия на самом востоке страны, совсем ещё недавно забытом и заброшенном, к 1940 году уже в полной мере состоялась. И среди тех, кто способствовал её становлению, были и мои родители. Рядом с ними прошло и моё детство, самая счастливая и незабываемая пора жизни. Даже сейчас, во втором десятилетии XXI века, как ни удивительно, моя память хорошо удерживает имена и образы многих из этих людей, которые в 30-х и военных 40-х годах XX столетия, освоив сравнительно быстро нелёгкий морской рыбацкий труд, жили здесь, работали, учились, любили друг друга и рожали детей, и, конечно же, охраняли от воинственных и завистливых соседей эти тогда очень далёкие от Москвы берега…

3

С давних пор я был убеждён, что помню себя примерно с двухлетнего возраста. Правда, должен оговориться, что в памяти моей ярко запечатлелись только два эпизода из той поры. Первый, это когда мама купала меня в ванной, завёрнутого в мягкую пелёнку, и нечаянно плеснула на грудь из ковша крутого кипятка. Как сейчас стоит перед глазами: глубокое оцинкованное корыто, в котором я сижу, притулёно на лавке к печке, и мама, напевая мне какую-то свою песенку, поливает меня из ковша тёплой водичкой. И вдруг меня пронзила острая горячая боль, и я закричал с перепугу: мама по ошибке зачерпнула из другой кастрюли, в которой был кипяток. Больше я ничего не помню из этого эпизода.