Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II

Однако на этом неожиданности не кончились. Не прошло ещё одной-полтора недели, как запросился в очередной отпуск ответственный секретарь Никифоров. Шла первая декада декабря, а мне как раз выдали ключи от квартиры, и надо было срочно ехать в Лесозаводск, чтобы к Новому году хотя бы привести в Ольгу семью. Меня несколько покоробило, что он даже не поинтересовался, кто же будет макетировать газету в его отсутствие, потому что никто в редакции, кроме него самого, не мог делать этого. Мысль даже такая мелькнула: не решил ли он меня ещё раз испытать, совсем не спросив, могу ли я сам-то макетировать газету. Да и ведёт себя так, будто я его чем-то лично обидел: молчит почти всё время, на вопросы отвечает односложно и с неохотой. Но я сделал вид, что совсем не замечаю такой негативной демонстрации с его стороны, если она и в самом деле была, и по-человечески просто попросил его подождать с отпуском с недельку, пока я привезу семью, и предложил в моё отсутствие подписывать газету в свет как самый опытный в редакции работник. И удивился: Алексей Тимофеевич не сказал ни слова возражения, но сразу как-то помягчел.

Забегая вперёд, скажу, что совсем скоро после этого разговора мы как-то незаметно с ним пришли к полному взаимопониманию и вообще подружились. Особенно после его выхода из отпуска через месяц, в течение которого я вполне без напряга совмещал обязанности и редактора, и ответственного секретаря одновременно, да ещё и писал собственные материалы в газету наравне с остальными творческими сотрудниками. Несколько позже, когда я уже с головой ушёл в редакторскую работу, мне как-то попала в руки старая подшивка местной газеты, кажется, конца 50-х годов, и там я увидел подпись «Редактор А. Т. Никифоров» (тогда у газеты было ещё старое название – «Сихотэ-Алинская правда» или «Сихотэ-Алинский рабочий», подзабыл уже). Тогда-то для меня и прояснилось окончательно, почему Алексей Тимофеевич так холодновато встретил меня, по сути всего лишь мальчишку, в первые дни. Однако, к слову сказать, совсем уже скоро практически весь коллектив редакции и типографии как единое целое принял меня в свою семью, помогал нам с Иринкой обжиться на новом месте. Правда, Янкин с Трусовой ещё некоторое время поершились немного, но потом и они приняли меня как должное.

За семейством я выехал в середине декабря. К этому времени наш шофёр Олег Замурко подшаманил старенький уже редакционный ГАЗ-69 с боковыми сиденьями в виде лавочек по бортам и стандартным брезентовым верхом, и мы отправились с утра пораньше в дальнюю зимнюю дорогу. Довольно благополучно перемахнули по разбитой лесовозами дороге заснеженный Ольгинский перевал, потом по хорошо наезженной трассе от Кавалерова до райцентра Яковлевки и далее в район Спасска-Дальнего, где вышли на автодорогу Владивосток – Хабаровск, и уже успокоились, потому что до Лесозаводска оставалось почти рукой подать. А, видно, зря: тут-то нас и подстерегла неудача. Ничего не предвещало каких-то нежелательных сюрпризов: и дорога была хорошо очищена от снега, и встречных машин практически не было, и зимнее солнце уже начало клониться к закату, а до дома оставалось всего два-три часа доброго хода. Асфальт был абсолютно чист, только вот боковой ветер переметал через него жидкие хвосты снежной позёмки. Мы уже оставили далеко позади поворот справа на последнее на трассе в Спасском районе село Кронштадтка (запомнилось это место мне на всю оставшуюся жизнь!) и въехали в Кировский район Приморья. И тут машину резко бросило влево, Олег только успел крикнуть:

– Фёдорыч, голову пригни!..

И машина на полном ходу слетела с трассы, перемахнула мелкий кювет, прорубила бампером полосу из молодого дубняка за обочиной и свалилась в глубокий овраг за ней, перевернувшись вверх колёсами. Всё это случилось в какой-то миг всего: только что мы мирно мчались по безлюдной почти автодороге и, даже не успев испугаться, уже лежали вниз головами в смятой брезентовой кабинке, забитой снегом. Мотор заглох, но что-то в нём ещё жужжало, и резко пахло бензином: видно, сорвало крышку бензобака, и его содержимое с еле слышным журчанием выливалось в снег. Вот тогда-то стало жутковато: что-то жужжит в моторе, льётся бензин, а мы зажаты в машине вниз головами. А вдруг искра какая, ведь зажигание включено. Олег молчит, наверное, ещё в шоке. Говорю ему негромко:

– Зажигание выключи…

Он молча поворачивает ключ в нейтральное положение… И ничего не произошло. Правда, жужжание в моторе прекратилось.

– Приехали, – наконец-то обескураженно вымолвил Олег. – Не пойму, как это вдруг случилось…

Начали обозревать и оценивать своё смятое пространство: дуги кабинки согнулись чуть ли не до железных бортов кузова, лобовое стекло со стороны водителя разбито в дребезги, видно, от удара о рулевую баранку, а всё пространство смятой кабинки забито снегом. Были смяты и верхние – вставные половинки дверок, но замки оказались неповреждёнными, и мы, правда, не без труда, но всё-таки выбрались на божий свет.