Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II

Вот так: хоть порой и наивно, но зато вполне искренне. И благодарные люди потом хранили такие газетные вырезки чуть ли не до конца своей жизни, о чём при случае они и сами мне говорили об этом. Как и сам я, кстати, не оказался исключением, если честно признаться: скромненькая заметка Петра Макаровича Рубана в газете «Красное знамя», как я уже упоминал выше, до сих пор сохранилась у меня. Да уж, время, наверное, было такое. Удивительное, неповторимое время…

3.

В Ольгу я возвращался со своим семейством – Ириной Васильевной и трёхлетним сыном Андрюшкой – налегке поездом и через Владивосток на теплоходе «Григорий Орджоникидзе». Для моих ребят это было первое в жизни морское путешествие. Иринка перенесла его стоически, а Андрюшка в первые часы был вообще выше неба от счастья. Он облазил, конечно, в сопровождении мамы, все верхние палубы, добрался даже до капитанского мостика, и там ему хозяева-мореходы любезно позволили подержаться за штурвальное колесо, после чего он громогласно объявил, что когда вырастет, то тоже станет капитаном обязательно. Однако к утру, когда нас основательно качнуло в Японском море, и он пластом лежал на койке в каюте, мучительно постанывая, от этого его скоропалительного желания уже не осталось и следа. Забегая вперёд, скажу, что он и в самом деле не стал моряком, но море всё-таки, повзрослев, полюбил всей душой. А в 1989 году, когда он был уже первым заместителем редактора только что рождённой газеты «Вечерний Владивосток», совершил даже длительное морское путешествие на первом в мире атомном лихтеровозе «Севморпуть» из приморского залива Петра Великого к заполярному посёлку Тикси, расположенному в устье реки Лены. И результатом этой творческой командировки стали одиннадцать больших очерков об этом удивительном атомоходе ледокольного типа и его команде, напечатанных в этой новой газете, с первых номеров полюбившейся жителям Владивостока, а потом и всего Приморского края. Другим приморским журналистам так и не удалось побывать на борту этого чудо-корабля, так как больше он в наших дальневосточных водах не появлялся, потому что все последующие годы и до списания работал только в российских морях Северного Ледовитого океана. Потому что во всех других странах мира его и близко не подпускали к причалам портов: даже пройдя почти вокруг света в своём первом рейсе от ленинградских верфей, где случилось его чудесное рождение, ему приходилось до самого Владивостока останавливаться лишь на дальних задворках внешних рейдов всех попутных иностранных портов, поскольку просвещённые и не очень их хозяева-аборигены уж очень опасались за свои бесценные жизни даже в процессе недолгого соседства с мирным русским атомом, живущем в недрах этого уникального советского океанского корабля-новостроя. Но это уже другая история, случившаяся двумя десятками лет позже описываемого периода, к которому мы и вернёмся, однако…

Одним словом, все у нас продолжалось разумным, задуманным сообща с родителями порядком: мы втроём отправились к новому месту жительства кружным путём по железной и морской дорогам, ну а Олег Замурка возвращался с моим отцом и нажитыми нами с Иринкой за четыре года совместной жизни домашними вещами, которые свободно поместились в кузове редакционного газика-вездехода, практически самой короткой дорогой, то бишь автомобильной. Основное сокровище среди этих вещей, конечно же, были книги, с самого моего детства ставшие основной составляющей моей жизни. В Ольгу наши помощники приехали раньше нас, и отец успел хорошо прогреть выделенную нам квартиру в только что построенном двухквартирном деревянном доме и даже напилил и наколол дров из привезённого перед моим отъездом дубового долготья. Домой отец возвращался на том же теплоходе, на котором приехали мы: «Григорий Орджоникидзе» на обратном пути из Тернея во Владивосток снова зашёл через несколько дней в бухту Святой Ольги.