Нас посадили в купейный вагон. В нашем купе оказались двое молодых ребят из Ростовской области: один – коренастый и флегматичный, с настоящими гусарскими усами и на вид явно казацкого рода, другой – постоянно взвинченный сухощавый парень характерного еврейского типа, но уверенно утверждавший, что он тоже из казацкой семьи. Кстати, несколько лет спустя после этой поездки я увидел по телевизору этого шустрого казачка уже в полной казацкой форме среди членов какого-то казацкого штаба, где он вёл себя довольно уверенно, по-хозяйски. Третьим же был мой земляк из Владивостока капитан второго ранга Стародуб – заместитель редактора газеты Тихоокеанского флота «Боевая вахта» и несколько постарше меня по возрасту. Кроме нас двоих, из Приморья в группе не оказалось больше никого. Мы быстро перезнакомились, ребята оказались довольно достойными, а в дальнейшем мы и сдружились с ними, поскольку нас в Варне и поселили в одном четырёхместном номере на целый месяц.
Когда наш поезд въехал уже в Украину, меня прямо-таки поразила перемена в ландшафте за окном: после наших убогих и каких-то просто однообразно серых российских сельских изб побежали нарядные беленькие украинские хатки, утопающие в садах. Невольно подумалось, что живём-то вроде бы в одной большой и неожиданно обнищавшей стране, а вот житейский бытовой антураж поразительно разный. И тут же вспомнилась мне молодая супружеская пара с маленькой девчушкой лет пяти-шести на руках, с которой я накануне познакомился в загородной гостинице за вечерним чаем. Они тоже ехали в Варну по путёвке Союза журналистов СССР, хотя журналистом был только муж. Меня тогда это обстоятельство несколько удивило, признаюсь, поскольку семейным парам обычно путёвки не давали – по крайней мере, я даже не помню, чтобы такое случалось. Девчушка у них затемпературила, а у меня были с собой маленький кипятильник, хороший байховый чай и объёмный флакон спиртовой настойки с нашим дальневосточным элеутерококком. Я угостил их, и мы разговорились. Приехали они из Днепропетровска через Киев в Москву, чтобы там сесть в наш общий поезд. А второе, что меня просто поразило, это тема разговора, который завёл глава семьи, когда женщина пошла укладывать спать порозовевшую после чая дочурку. Он говорил о том, что наравне с газетным делом успешно занимается выгодным бизнесом – в сёлах скупает подешевле засоленные говяжьи шкуры, а потом оптом и уже совсем по другой цене перепродаёт кожевенным компаниям. Между прочим, и мне предложил разведать, можно ли этот бизнес развернуть и на Дальнем Востоке. Я никогда у себя на Востоке этим не интересовался, да и вообще у нас в крае тогда ещё как-то журналисты-штатники не путали божий дар с горчицей. А когда увидел мелькавшие за окном вагона вылизанные до блеска украинские сёла, невольно вспомнил этого моего нового знакомого и почему-то подумал: да, ребята, на ходу подмётки рвёте, мы, мол, за всю советскую страну там радеем, а вы тут свою личную жизнь таким вот способом улучшаете.
А потом картина снова в корне изменилась. Так, на остановках поезда в Молдавии вагоны начали облеплять шумные и неопрятные цыганята, прося каких-либо подачек. Ещё круче стало в Румынии: толпы такой же назойливой детворы готовы были прямо в открытые окна вагонов влезть, протягивали руки и уже не просили, а требовали хоть монетку или просто кусок хлеба. При виде такой картины мне просто становилось не по себе.
Дунай наш фирменный поезд пересёк к городу Русе, стоящему на болгарской стороне. Там снова был таможенный контроль, по правде сказать, чисто символический. Потом нас накормили в ресторане при вокзале не то завтраком, не то обедом, усадили в комфортабельные автобусы дальнего следования, и мы покатили уже по Болгарии почти прямо на восток к берегу Чёрного моря, восхищаясь отличным асфальтом широких дорог, обилием красочных иномарок, в том числе японских, и красивыми ландшафтами за окном. А ужинали мы уже в гостеприимной Варне.