— Господин маршал де Сент-Андре! Господин коннетабль де Монморанси! Мессир великий прево, барон де Роншероль! Благородная девица Флориза де Роншероль! Мессир де Л'Опиталь! Господин хранитель печати Оливье! — прокричал герольд.
Столь разные персонажи, объявленные им, влились в огромную толпу приглашенных и растворились в ней подобно тому, как светлые или мутные воды реки растворяются при ее впадении в водах океана…
Только барон Гаэтан де Роншероль, великий прево Парижа, отделился от толпы. Он провел свою дочь прямо к креслу, стоявшему неподалеку от кресла, предназначенного для короля, и усадил девушку. Флориза была бледнее лилии. Может быть, она догадывалась, какая судьба ее ждет. С тех пор, как отец заподозрил Флоризу в том, что она помогла Руаялю де Бореверу и его сообщникам бежать, ее заперли в комнате, никуда не выпускали и бдительно следили за каждым вздохом и каждым шагом.
Так почему же сегодня отец взял ее с собой ко двору? Девушку терзали дурные предчувствия. Но когда она, желая избавиться от черных мыслей, пыталась заглянуть в свою душу, на нее накатывала волна страха. Что же происходило в ее сердечке? Почему в каждой вечерней молитве, с простодушной верой обращаясь к ангелам с просьбой спасти и сохранить ее близких, она добавляла с недавних пор к привычным именам еще одно, новое? Это имя! Имя разбойника… Почему, о, почему? Почему он неизменно появлялся в снах и мечтах этой девственницы — такой гордый, такой красивый, такой искрометный и блестящий? Похожий на королевского сына, а вовсе не на нищего бродяжку… «Руаяль де Боревер!»
Да и здесь, окруженная всем этим великолепием, в центре разряженной толпы придворных, она шептала про себя это имя, а великий прево между тем твердым шагом направлялся прямо к Ролану де Сент-Андре, которого только что заметил среди собравшихся. Виконт, видя, как он приближается, побледнел как смерть.
— Ему известно все! — пробормотал Ролан. — Он отец Флоризы, но горе ему, если…
— Виконт, — произнес в эту самую минуту Роншероль своим резким пронзительным голосом, при звуке которого многих охватывала дрожь. — Не соизволите ли поговорить со мной наедине?
— Слушаю вас, сударь, — прошептал Сент-Андре. Ла Тремуйль, Брантом, Таванн и Бирон поспешно удалились.
— Виконт, — повторил великий прево, понизив голос, — хотите ли вы жениться на моей дочери?
Ролан де Сент-Андре чуть не упал, услышав это. Совладав с собой, он с подозрением, ужасом и надеждой уставился на Роншероля.
— Да, вы не ослышались, — продолжал тот. — Вы удивлены? Вы трижды просили у меня руки моей дочери, и я трижды отказывал вам, говоря, что эта девушка — не для вас. Доведенный до крайности отчаянием и любовью, вы воспользовались поездкой моей дочери в Фонтенбло, чтобы попытаться похитить ее. Разбойник, которому вы уплатили кругленькую сумму за то, чтобы он провернул это дело, украл ее у вас самого. Так все было, верно? И вот теперь я повторяю вам: хотите жениться на моей дочери? Почему я переменил решение, почему сегодня меня вполне устраивает то, что никоим образом не устраивало неделю назад, не имеет значения. Никаких обсуждений. Одно слово. Да или нет.
Ролан бросил полный любви и восхищения взгляд в сторону Флоризы, которая сразу же опустила голову — так, словно она слышала весь разговор, так, словно поняла, к чему ее приговорили…
— Да, конечно же, да! — воскликнул юноша, не помня себя от радости. — Сто, тысячу раз да! О, месье, как вы могли даже подумать…
— Отлично, — прервал его излияния Роншероль. — Поговорим об этом сейчас же, как только появится король. В его присутствии.
И великий прево направился к дочери, оставив сына маршала де Сент-Андре ошалевшим от счастья, опьяненным надеждой, взволнованным, ослепленным… В этот момент герольд прокричал:
— Его Королевское Высочество дофин Франции! Ее Величество королева Шотландии! Дорогу королеве! Дорогу господину дофину!
Смешки и переговоры затихли, интриги на время прекратились, по залу пронесся легкий шепоток восхищения: все взгляды обратились к Марии Стюарт.
А герольд снова прокричал:
— Дорогу Ее Королевскому Высочеству мадам Маргарите! Дорогу госпоже герцогине де Валентинуа!