Нострадамус

— Ублюдки! — подхватил шут. — До чего же удачно сказано! Кто мы все, если не ублюдки, подумать только, рядом с представителем славной лотарингской фамилии! Ублюдки! Ни рожи ни кожи! Посмотри, Генрих, ты только посмотри на своего благородного кузена де Гиза! Скажи, кто у нас красавец? Да вот же он! К несчастью, эта достойнейшая башка украшена всего лишь герцогской короной… Что ж это такое! Какая малость — это для героя-то Меца, Ренти, Сен-Квентина и Кале! И это еще не все — черт меня побери совсем! А что мы, мы-то что сделали, чтобы удостоиться королевской короны?

— Сир, — с видимым усилием произнес Меченый, — мне придется удалиться из-за вашего шута…

— Нет-нет, ей-богу, нет! Не уходите, кузен! Останьтесь! А ты умолкни, горлопан, безмозглый осел! Говорите, дорогой кузен…

— Сир, — вымолвил наконец герцог, немного успокоившись, — вот преподобнейший Игнатий Лойола, который и объяснит Вашему Величеству, о чем идет речь. А я скажу только, что господин коннетабль де Монморанси, господин кардинал Лотарингский, господин маршал де Сент-Андре и я сам знаем и одобряем проект, который он собирается предложить для рассмотрения Вашему Величеству.

— Говорите, преподобный отец, — сказал Генрих II, поднимая опасливый взгляд на монаха.

— Да, говорите, говорите, мы внимательно слушаем, — хихикнул Брюске.

— Король Франции! — произнес Лойола своим сухим скрипучим голосом. — Ваше королевство — самое выдающееся из христианских государств. Неужели вы допустите, чтобы здесь процветала ересь? У меня осталось очень мало времени, сир, Господь призывает меня, поэтому буду говорить коротко. Просто спрошу вас: когда я предстану перед очами Всевышнего и Он спросит меня, что я сделал ради Святой Церкви и во имя Иисуса, должен ли я ответить Ему, что хотя мне и удалось спасти Испанию, обеспечить безопасность Италии, но вырвать Францию из лап гидры, протянувшей к ней свои отравленные щупальца, я не сумел?

— Не понимаю… Ну, и что же, по-вашему, нам нужно сделать? — удивленно спросил Генрих.

— Что делать, сир? — прошептал кардинал Лотарингский. — Сейчас этот святой человек скажет вам, что делать! Слушайте его, ибо сам Господь говорит с Вашим Величеством его устами!

— Нет сомнений в том, что в королевстве наступили времена странной смуты, — сокрушенно вздохнул Монморанси.

— Ах, сир, — прошептал Сент-Андре на ухо королю, — позвольте нам выполнить всю грязную работу, а для себя сохраните только удовольствие царствовать. Положитесь на меня, и я стану каждый день обновлять для Вашего Величества это удовольствие!

Сент-Андре, которому были отлично известны все особенности характера и темперамента Генриха II, сумел задеть чувствительную струну. Король улыбнулся. Эта улыбка немедленно отразилась на бледном лице придворного. И, повернувшись к Лойоле, Сент-Андре сделал ему знак продолжать.

— Надо спасти Францию, — сурово, с какой-то кровожадной величественностью произнес Лойола. — Но прежде, сир, я хочу спросить Ваше Величество: кто спас Испанию? Инквизиция! — несомненно, ответите вы. Кто спас Италию? Инквизиция! Следовательно, кто должен спасти Францию, если не Инквизиция? Король, мы требуем, я требую, сам Господь Бог требует, чтобы во Франции был учрежден суд Инквизиции!

Генрих II осмотрелся. Придворные молчали, их черты были искажены волнением. Только три лица оставались безмятежными в этой пронесшейся по залу безмолвной буре: Екатерины Медичи, Дианы де Пуатье и Марии Стюарт. Первая сохраняла спокойствие из соображений высшей политики, вторая — чтобы скрыть свои истинные намерения, третья — потому, что просто не могла себе представить, чтобы такое чудовищное предложение было принято.

— Что ж, — прошептал король, — может быть, вы и правы… Может быть, это единственное средство все уладить как нельзя лучше… Кто знает?

Сейчас он скажет «да»! Сейчас он отдаст роковой приказ, и это будет непоправимо!

— Мессир Нострадамус! — прокричал в этот момент герольд.

Вот так — вдруг… И, услышав имя Нострадамуса, все присутствовавшие в зале, казалось, дрогнули. Игроки бросили на стол карты, танцоры замерли в вычурных позах, шепот нескрываемого любопытства прокатился по толпе, подобно дыханию тайны, и все — от короля до Лойолы, от Дианы до Марии Стюарт, — все, знатные дамы и сеньоры, стража и благородные девицы на выданье, все устремили взгляды на дверь и увидели переступающего порог высокого мужчину в фиолетовом бархате и элегантно наброшенном на плечи шелковом плаще, мужчину, рука которого покоилась на эфесе шпаги.

Нострадамус двинулся к королю. И все те недолгие секунды, пока он шел по залу, толпа не сводила с него восхищенно-придирчивого взгляда. Женщины, рассмотрев его костюм, не могли не обнаружить в изысканной простоте наряда новоприбывшего высшей гармонии. Мужчинам, искавшим хоть какого-нибудь недостатка в походке или осанке, поневоле пришлось признать, что даже принц крови не мог бы держаться и двигаться с большим достоинством, с большей непринужденностью под прицелом тысячи устремленных на него глаз.