Почти невесомый вкус сигарет ворвался на ее вкусовые рецепторы, также грубо и резко, как и он впился пальцами в девичьи плечи, жестко провел ладонями вниз, к локтям.
Ее мантия мешала. Он хотел чувствовать ее нежную кожу под своими пальцами. Ему надо было знать, что она — грязнокровка, которая пошатнула его внутренний мир, — реальна. Что это все не в его голове. Драко потянул шелестящую ткань вниз, по ее рукам. Мантия упала на каменный пол, к девичьим ногам с глухим звуком. Они одновременно потянулись к пуговицам на белоснежных рубашках друг друга. Пальцы тряслись, а маленькие беленькие кругляшки не выскакивали из отверстий с первого раза.
На ее шее наглухо был затянут мерзкий красно-золотой галстук, а потому она справилась быстрее. Гермиона распахнула полы его рубашки и, не моргая, стала рассматривать мужскую грудь, пресс. Он был слишком худым, ключицы сильно просвечивали сквозь синевато-бледную кожу, а ребра выпирали все больше при каждом вдохе.
Грейнджер дотронулась до Драко кончиками ледяных пальцев, отчего он вздрогнул и на мгновение замер, отрывая сосредоточенный взгляд от девичьей рубашки, и всмотрелся в ее лицо. Она такая — осторожная, будто Малфой фарфоровый и был готов прямо сейчас разбиться на мелкие осколки. А он ведь и правда мог, но она первая, кто заметил это в нем.
Это перевернуло все внутри.
Драко зарычал, силой развёл полы ее рубашки, и последние две нерасстегнутые пуговицы разлетелись в стороны. Он дернул этот ненужный предмет одежды вниз, и белоснежная ткань приземлилась сверху темной мантии. Гермиона осталась в одном тоненьком кремовом лифчике и чертовом гриффиндорском галстуке, лежащем между грудей.
— Не боишься, что сейчас кто-нибудь зайдёт? — неожиданно спросил он, пытаясь на секунду отвлечься, и может, прийти в себя.
Грейнджер в ответ провела пальчиками по его животу, чуть царапая короткими ногтями кожу, и резко дёрнула Драко за ремень, отвечая на его вопрос и сама удивляясь своей смелости и откровенности.
Малфой шумно вздохнул и попытался понять, что он все-таки чувствовал, но кроме непреодолимого желания, смешанного с потребностью заглушить боль, безысходность и отчаяние, — ничего больше. Драко медленно поднёс палец к ее плечу, подцепил светлую бретельку бюстгальтера и также медленно спустил вниз. Остановился, рассматривая ее острые ключицы и откровенный вид, которого она не смущалась.
Тишина, где было слышно только их лихорадочное дыхание, будто замедлила время. Гермиона неосознанно провела языком по губам, заглядывая в его глаза, пытаясь понять, какой он. Каким он будет сейчас, с ней.
А Драко опять впился в нее поцелуем, кусая нижнюю губу и оттягивая. Она подняла руки и зарылась в его белоснежные пряди на затылке, прижалась к нему, чувствуя исходящий от его тела жар.
Малфой положил ладони ей на талию, приподнял с пола и усадил на ледяной край раковины. Он убрал ее каштановые волосы за спину и дотронулся языком до нежной кожи шеи, чувствуя, как Гермиона задрожала в его руках, кусая губы и надеясь не застонать в голос.
— Здесь или на подоконнике? — прошептал Драко рядом с ее ухом.
Он дал выбор? Он почти нежен? Он прижимался к ней так, будто ему это жизненно необходимо?
«Да хоть прямо здесь, на полу, можешь отыметь меня. Все равно. Лишь бы опять чувствовать эту ненормальную близость».
— Как хочешь, — просто ответила она.
Драко тихо хмыкнул.
«Послушная девочка.
Моя послушная девочка»
«Что? Моя?» — сразу забилось в яростных конвульсиях подсознание.
«Хер с ним. Сейчас можно», — просто отмахнулся он, решая, что сейчас мысли можно было и отбросить на задний план.
Малфой положил ладони на ее бедра и провел ими вверх по нежной коже, задирая школьную юбку. Гермиона одной рукой опиралась о раковину, другой впивалась в его плечо, пытаясь удержать себя на месте, а Малфой уже целовал ее в ключицу, очерчивая языком тонкую косточку и чуть сдвигая галстук. Драко поддел пальцем ткань лифчика и опустил ниже с одной груди. Ее соски уже были напряжены и от леденящей прохлады туалета, и от его блестящих страстью глаз.
Он облизнул ее сосок, оттянул, немного прикусил, и она застонала. Наконец-то громко. С придыханием.
Драко уже не мог терпеть. Расстегнул ремень, вжикнул молнией на брюках и чуть приспустил штаны вместе с боксерами. Не задумываясь ни о чем, он отодвинул насквозь мокрую ткань ее трусиков в сторону, ощущая подушечками пальцев липкую влагу.
«Блять, она такая мокрая». Это слишком сильно ударило в голову. Слишком сильно стало сводить с ума.
Малфой удобнее устроил ее на краю, и Гермионе пришлось двумя руками опереться о раковину позади себя, выгибаясь и выпячивая грудь, обращая его внимание на мокрый от его слюны сосок и красно-золотой галстук, который сейчас так возбуждал. Сейчас он ещё яснее понял, что собирался трахнуть неприступную, правильную гриффиндорку.
Он хрипло застонал и спустя несколько мгновений ворвался в неё, чувствуя, как член растянул упругие, влажные стеночки влагалища. И Драко задумался только сейчас, что кроме него ее ведь никто и не трахал. Она отдавалась только ему. Мерлин, как это сводило с ума.