не на “ты” с тобой, пересохли губы.
только что-то будет. с нами что-то будет.
мне 22
следствие проявило полное безразличие к моим годам.
каждое утро по десять капель экстракта слов.
щупаю нижние рёбра: а вдруг адам?
от меня невозможно уйти, но иным повезло.
подкупая итоги, добавляю ещё один год,
не сделавший меня ни вернее, ни злей.
я вообще не меняюсь, как антипод
дориана грея. среди полей
кто-то сажает детей
в полночь при полных лунах.
и если держаться вестей,
они смогут меня переплюнуть.
смехом
осень не строже твоих замечаний:
я пью бульоны, ложусь в двенадцать.
нашей лодке никак не доплыть до причала,
а могли бы грести и смеяться-смеяться,
как делали раньше мои предки галлы.
устала от пафоса? ладно, сдавайся.
ртутная змейка критично упала,
и вот уже в лед превращается valser.
и вот уже страшно не спать – просыпаться.
твоё мне доверие – лучшее алиби.
шманая карманы, замерзшие пальцы
стыдятся: видно, только и знала ты,
что грести и смеяться.
смеятьсясмеяться.
rue paradis
ангел её сбережёт от моих подслащённых слов,
от надменного “тише”, от мрачного “подрасти”.
и от уймы всего ещё. так похож на плов
снег, замешанный в октябре. узнаёшь мой стиль?
останется целовать её глубоко сквозь дым
стареющих паровозов.
на лютом морозе.
и ждать беды.
зима будет жестока к собакам и старикам.
ангел ее увезет в фекан.
в моих трубах зашевелится ска
и онемеет от одиночества.
обвинения в краже её весны – беспочвенны.
всё равно, что врать и не верить в своё враньё.
моя жизнь в яйце в сундуке, а ключ у неё.
и прогнозы на перерасход тепла плачевны
в доме, где каждый незваный гость – вечерний.
ангел её сберег, но пожертвовал мной.
даже если найдется дом на rue paradis,
меня остановят двое на проходной,
захлопают крыльями: мол, уходи…
у нее семья, дети, заботы, тоска.
и ключик на шее от моего сундука.
сон обещает
сон обещает быть крепким:
кривляли друг другу пруста,
играли в такую рулетку,
её называют здесь русской,
но с водяным пистолетом –
всех обвели вокруг пальца.
мне кажется, этим летом
каналы заполнит valser.
жизнь после людей возможна.
ночь ежевичным соком.
как змеи меняю кожу.
нет времени, значит – сроков.
мне хочется выкупить остров,
куда не ступал даже крузо,
забыть претворяться всем взрослым,
не ставши кому-то обузой.
такие мысли в двуспальной постели
меня посещают вполне успешно,
и сон обещает быть в самом деле
крепким и ярким. меня утешить
ангел родил тебя.
вместе год
наевшись пыли городов,
я не старею ни на йоту.
и до сих пор не сплю в метро.
хожу с охоты на охоту.
и всё ещё копаю ров
с тем, чтоб найти могилу моря.
европа ближе, не родней.
я так же нагло с небом спорю,
когда оно и я на дне.
мы вместе год. москва уже
по имени зовёт и помнит.
я всё таскаю в дом ужей
и просыпаю каждый полдник.
загривок в лете, нос – в смоле.
я не взрослею ни на йоту.
так пахнет щавелем с полей,
полынью, мёдом ещё в сотах.
мы вместе в год.
лотерея
я выиграл тебя в большую небесную лотерею,
пересёк с тобой линию фронта, полоску тыла.
я был тогда герой, я не старею.
хотя ты до сих пор мне это не простила.
то лето пахло рыбой, как теперь
голландцы с непрореженной щетиной.
я пил йеневер, грел тебе постель,
читал газеты, плакал с палестиной.
я был как Бог аккредитован в рай.
я так старался разменять бессмертье
на женщин, на табак, на псиный лай,
что разменял.
падежи
я играю на понижение, когда твои гласные,
обливая картечью подушку, уходят вон.
получаю под дых. получаюсь такой же ласковый,
как твой первый давнишний. ещё «влюблён» -
показатель винительного падежа в моём случае.
времени проигрываю последний раунд.
твой рот обращается жалом; теперь ты лучшая
из тех, кто когда-то бросил меня в нокаут
как в тёплую реку. так учат держаться
воды и приличий – обязан за это.
ещё плюс за то, что с тобою ложатся
теперь только те, кто не видит рассвета –
все страхи мои.
бром
здесь время забито бромом. желаний – ноль.
дышится навзничь. все манекены беременны.
глаза наливаются кровью, по цвету – хной.
на детские сны нам не хватило времени.
зато хватило камней разбивать колени,
влюбляться в норвегию, объедаться снегом,
мериться, сколько и в ком оленей,
прыгать в постель вообще без разбега.
и везде оставлять следы, а потом улики.
не смелости занимать, а денег.
твой Бог не какой-то там многоликий,
а простой, извини, бездельник.
робин крузо
робин гуд отплывает последним рейсом на остров
под фамилией крузо в прослюнявленной левой ксиве.
прощайте, шериф, беднота, cosa nostra
и прочая дрянь. легкой дороги, see you.
вот и всё. пряный мальчик дождется-дотерпит
и залюбит до дрожи – от пятниц не деться.
ну а мне-то чего? я красивый и терпкий.
и совсем не стою на ногах, точно в детстве.
да и стою все меньше. не хватит на катер.
нету мне острова, Господи, нету.
да и вторник, среда, понедельник – не катят.
вот себя положив на тебя, словно вето,
я жду.
мёд в моём теле
я – лев, а ты – патока в моём теле.
жизнь без надежды, суда и следствий.
в раю, говорят, кто-то ждёт, как в постели,
как мама из школы в детстве.
я обязуюсь окунать слова в твоё имя,
как новорождённых – в купель.
револьвер приставляй аккурат под родимым,