Ноттингем

Я с осторожностью опускаю голову на плечо Сойера, боясь, что он оттолкнет, но он этого не делает. Мама с папой продолжают препираться и не собираются никуда уходить, но я даже рада этому. В ином случае нам с Сойером придется продолжить серьезный разговор, в котором я буду выглядеть полной дурой, не имеющей внятных аргументов. А сейчас все как прежде – будто нет Каллума, шантажа, Фелис, насмешек в школе, ссоры с Ви. Сойер по-прежнему не мой, но зато рядом. Все как раньше.

– И как люди жили без интернета и связи? – спрашивает папа, глядя в экран. – Этот принц плывет черт знает куда, чтобы жениться, так еще неизвестно, будет ли она красавицей или окажется горбуном.

– Это же кино, – говорит мама. – Конечно, она будет красавицей.

– Я бы так не смог. Попади мы в такую ситуацию и в то время, наш брак бы не состоялся, потому что я не люблю долгие дороги.

– Конечно, я же не пивной ресторан! Туда ты готов плыть на корабле годами.

На мою руку опускается ладонь Сойера. Неспешно перебирая мои пальцы, он слушает перепалку родителей, тихо посмеиваясь, а я не могу оторвать взгляда от наших переплетенных рук. С его стороны это больше похоже на неосознанный и будничный жест, потому что Сойер и раньше часто так делал во время просмотра фильмов, но от этого для меня эта картинка не становится менее завораживающей.

– Если бы ты не доплыл до меня, – не успокаивается мама, – я бы вышла за красивого короля, который любит танцевать.

– Я тебе выйду за короля!

Перепалка родителей могла бы продолжаться еще долго, но хлопает входная дверь, и от мысли, что вернулась Фелис, мне становится неуютно, теряется ощущение, будто я нахожусь в безопасном прошлом.

Остановившись в дверном проеме, Фелисити стоит в куртке с накинутым на голову капюшоном и роняет на пол длинную жуткую тень.

– У меня для вас сюрприз, – говорит она, даже не раздевшись. – Готовы?

Фелис скидывает капюшон, и по ее плечам рассыпается копна светлых волос. Тот же тон, что и у меня. Я едва сдерживаю крик ужаса.

– Райлс, – шепчет на ухо Сойер. – Эй, полегче, ты мне сейчас руку проткнешь.

Я наконец замечаю, что стальной хваткой сжала ладонь Сойера, а ногти впились в его кожу.

– Дорогая, тебе так идет!

– У Дафны, девочки из актерской труппы, мама работает колористом в салоне. Я спросила, может ли она меня покрасить, она согласилась, и мы отпросились с репетиции. Теперь я точно вписываюсь в образ Джульетты.

– У Шекспира нигде не упоминается, что Джульетта была блондинкой, – щурюсь я.

– Я брала за основу экранизацию пятьдесят четвертого года, она у меня самая любимая.

– Окрашивание в салоне – недешевое удовольствие, – как бы невзначай говорю я. – К тому же надо постоянно поддерживать цвет.

– Правда? – интересуется папа, рассматривая мои волосы и, видимо, подсчитывая примерное количество моих походов в салон.

– Мама Дафны сделала это бесплатно. Она очень добрая женщина.

Судорожно пытаюсь вспомнить, кто такая Дафна, но не получается, в постановке принимает участие слишком много народу.

– Ну-ка покрутись, – с улыбкой просит мама. – Боже мой, со спины вылитая Райли! Теперь вас точно будут считать сестрами.

– Не делай этого, – едва слышно просит Сойер. Его ладонь лежит на моем плече, а большой палец скользит вверх-вниз. Это успокаивает, но не так сильно, как хотелось бы.

– Что именно?

– Не срывайся. Ты в шаге от того, чтобы с криками начать выдергивать ей волосы.

Должна признаться, что он прав как никогда.

– Райли, встань рядом с Фелис, чтобы мы увидели, как вы смотритесь вместе.

– Порой мне кажется, – папа закидывает ногу на ногу, – что ты совсем не знаешь ни своего мужа, ни свою дочь, Кора. Кстати, у нас осталось пиво?

Я сама бы сейчас не отказалась от пива или чего покрепче.

Глава 23

Можно ли испытывать злость и раздражение, находясь в церкви?

Мама настояла на посещении воскресной мессы. Все это для поддержки Скарлетт на ее пути к выздоровлению и борьбе с зависимостью.

В церкви пахнет благовониями и ладаном. Небольшое витражное окно бросает разноцветные блики в проход между рядами. Скарлетт выглядит свежо: на щеки вернулся естественный румянец, а еще она пытается набрать вес, потому что ее худобу в последнее время можно было смело назвать нездоровой. Сойер сказал, что после того, как они с Зоуи поговорили с мамой, Хэнк почти не появлялся у них дома. Скарлетт наконец поняла, что борется за свое здоровье ради детей, а не ради того, чтобы закрыть брешь в сердце после ухода мужа.

Во время пения я с силой сжимаю песенник каждый раз, когда Фелис вытягивает верхнюю ноту. Красиво, ангельски красиво, чисто и безукоризненно настолько, что люди оборачиваются с улыбками.

На очередной высокой ноте я, не сдержавшись, закатываю глаза и цокаю языком. Чувствуя на себе пристальный взгляд, поворачиваю голову и вскидываю подбородок, чтобы взглянуть в лицо стоящего рядом Сойера. Приподняв уголки губ, он покачивает головой.

– Что? – шепчу я. – Готова поспорить, Николас Спаркс был бы от нее в восторге. И знаешь, я бы не удивилась, влезь она в церковный хор или сразу в задницу пастора.