Ноттингем

– Что именно?

– Получить то, о чем так давно мечтала.

– Это ты мне скажи, мисс капитан группы поддержки и будущая королева бала.

– Райлс.

Вздохнув, я пытаюсь перестать улыбаться, но ни черта не выходит.

– Я словно живу в ожившей мечте. Мне кажется, я настолько часто представляла эту картинку, что мой мозг думает, будто мы все еще в мечтах. Но при этом все так правильно. Боюсь говорить это вслух, но я охренеть как счастлива.

– Просто все так, как и должно быть. – Впервые за весь день хмурое настроение Ви отступает, и она искренне улыбается. – А еще о вас троих с самого утра говорит вся школа.

– Троих?

– О тебе, Сойере и твоих волосах. Новый цвет в стиле Беллы Торн – одна из главных тем. Твоя популярность растет.

– Ты поверишь, если я скажу, что мне совсем не хочется этого?

– Ты сейчас словно под кайфом, я все твои слова ставлю под сомнение.

– Знаешь, в последние дни я много думала о том, что потеряла, и поняла, что на самом деле у меня никогда не было этого по-настоящему. Корона лидерства всегда была твоей, Ви.

– Это не так.

– Ты принимала самые серьезные и важные решения, устанавливала правила в школе, была жесткой, а я соглашалась, при этом пытаясь казаться хорошей для всех. Но это так не работает. Мы добрались до вершины Ноттингема только благодаря тебе.

– Зато ты намного больше нравишься людям. Это факт.

– Просто часто улыбаюсь им, тебе тоже однажды стоит попробовать.

Усмехнувшись, Ви обнимает меня и опускает голову на мое плечо.

– Кстати, Райли?

– М?

– «Сайлент Хилла» ведь не было в действительности?

Рассмеявшись, я обнимаю подругу в ответ и целую в макушку.

* * *

Все декорации, буквально каждая деталь на сцене говорят о том, с какой любовью Хлоя отнеслась к постановке. Я знаю, сколько она потратила нервов и времени на все, включая программки с красивым шрифтом и нарисованными пистолетами на обложке. Декорации со зданиями старого Нью-Йорка, пожарная лестница, ведущая к балкону Джульетты, сделана даже статуя Свободы из папье-маше.

Нас с Ви посадили во второй ряд прямо за местами директора и члена приемной комиссии Академии современного искусства. Женщина средних лет с темным каре, одетая в винтажное платье от «Монклер», внимательно следит за постановкой и делает записи в блокноте, но сколько бы мы с Ви ни пытались заглянуть в него, не смогли разглядеть написанное.

– Она сделала уже двенадцать заметок, – шепчет Ви, – а первый акт толком не начался.

Когда на сцене начинается первая драка, раздаются гитарные басы и барабанные биты. Прожектор подсвечивает правый край сцены, где играет группа «Мерсер», и, увидев Сойера, я забываю, как дышать. На сцене кто-то поет, но я слушаю вполуха, не говоря уже о том, чтобы следить за блокнотом женщины в платье от «Монклер».

На Сойере темные джинсы, черная рубашка с закатанными рукавами и портупея на плечах. Сжимая гриф гитары, он ударяет по струнам, создавая самое настоящее искусство. Он сам и есть искусство. Клянусь, этого парня нужно сфотографировать и срочно отправить снимок в Лувр, и очередь из туристов к этому фото будет больше, чем возле «Моны Лизы». Игра на гитаре чуть ли ни единственная вещь на планете, в которой Сойер не скрывает эмоций, он влюблен в музыку и отдается ей полностью. Может, он все же создан для Академии искусств? Может, он поторопился с выбором и уходом из группы?

Группа «Мерсер» умудряется смешивать несколько направлений рока в своей музыке: альтернативный, панк и хард, одно ненавязчиво выплывает из другого, и я бы ни за что не понимала эти тонкости, если бы не слушала внимательно Сойера, ведь мне интересно все, что он рассказывает и делает. Женщина в платье от «Монклер» коротко кивает и делает запись в блокнот, а я не сомневаюсь в том, что это положительная заметка. Весь зал влюблен в музыку.

И весь зал влюбляется в дочь мафиози – Джульетту, когда та появляется на сцене. На бал она выходит в белом брючном костюме в тонкую полоску и фетровой шляпе, из-под которой на плечи спадают светлые локоны. К моменту начала второго акта, где Ромео стоит под балконом Джульетты, я сама готова стоя аплодировать Фелисити. Она играет так, будто рождена на сцене, изменился даже голос, я уже не говорю об ангельском пении. В эту самую секунду мне до жути обидно, что мы с Фелис в плохих отношениях, потому что я бы хотела сказать, что горжусь ею. Даже Ви тихонько произносит: «Черт возьми, вау!», а к концу пятого акта незаметно вытирает со своих щек слезы.

Актеров, музыкантов и саму Хлою встречают на поклон с радостными воплями и аплодисментами. Женщина в платье от «Монклер» захлопывает блокнот и, повернувшись к директору, награждает его короткой улыбкой. Мы с Ви решаем, что это хороший знак.

Я иду к соседнему ряду, чтобы проводить миссис Вуд и моих родителей за сцену. По пути меня задевают, больно толкая в плечо, и, пошатнувшись, я едва ли не падаю. Подняв голову, встречаю холодный взгляд Каллума.

– Извини, – без тени сожаления в голосе бросает он и, спрятав ладони в карманы бомбера, уходит.