Когда она появляется в дверном проеме, я не сразу узнаю ее. Фелис наконец-то решила примерить мои вещи, выбрав лонгслив с V-образным вырезом и джинсы скинни, которые сидят чуть свободнее на ее бедрах, потому что Фелисити худее меня, а еще она выше ростом, из-за чего штанины короче нужного. Распущенные каштановые волосы блестят, спадая по плечам мягкими волнами.
Несмотря на плохо сидящие джинсы, Фелис заметно преобразилась. Стройная, изящная, с тонкой талией. Как можно было прятать такую фигуру под необъятным платьем?
– Я вернусь где-то через час, у меня урок игры на гитаре с Сойером.
Отлично, а заодно и урок игры на моих нервах. Я не должна ревновать, не должна. Нужно заниматься учебой и не думать о Сойере, которого я за сегодня уже и так лишила как минимум одной ученицы. А заодно сделала геем – и почти евнухом – в глазах парочки девчонок.
– Конечно, иди. Как закончите, приходите вместе с Сойером к нам поужинать.
Обычно эту фразу мама говорит мне, когда я иду в гости к Вудам. Покручивая кольцо на пальце, я старательно пытаюсь не ревновать.
– Райли, что скажешь? Не слишком ли нелепо я выгляжу в твоих вещах, может, лучше надеть мое платье?
– Эм, тебе идет, только вот с джинсами вышла осечка.
– Не переживай, Фелис, у вас с дочкой Эллен один размер и вы примерно одного роста, она часто относит свои вещи в церковь для нуждающихся прихожан. Я спрошу, нет ли пары джинсов среди вещей, которые она собирается отдать.
– Спасибо, миссис Беннет.
– Хорошо тебе провести вечер. Только занимайтесь гитарой, а не поцелуями.
Мама смеется, а на щеках Фелисити вспыхивает румянец. Кивнув, она быстро уходит. Я же впиваюсь пальцами в сиденье стула, готовясь провалиться прямиком в ад из-за резкой вспышки ревности.
– Вернемся к вопросам, – мама говорит таким будничным тоном, будто только что и не шутила о целующихся Сойере и Фелис. – В каком году Авраам Линкольн отменил рабство?
Цифры крутятся в памяти, но я никак не могу собраться с мыслями. Черт возьми, я же прекрасно знаю ответ!
– Милая, это ведь совсем простой вопрос.
Тяжело вздохнув, я на секунду прикрываю глаза и откидываюсь на спинку стула.
– Не получается сосредоточиться. Слишком волнуюсь перед завтрашним днем. А еще я никак не могу набраться смелости, чтобы рассказать вам с папой, что я потеряла место капитана.
Моргнув, мама откладывает карточку.
– Почему ты боялась рассказать?
– Потому что папа при любой удобной возможности напоминает, сколько он заплатил за костюм. А ты часто рассказываешь, как была капитаном. Когда Бренда ушла из нашей команды, ты позвонила всем своим подругам, рассказывая, что дочка пошла по твоим стопам и скоро станет капитаном. Вы верили, что я могу добиться большего, а я облажалась.
Положив локти на стол, мама подается ближе. Ее губы трогает теплая улыбка, а глаза блестят то ли от слез, то ли от выпитого вина. Вероятнее всего, от второго.
– Твой папа ворчит всегда, и не важно, отдает он за твою форму четыреста долларов или четыре. Он вечно бубнит что-то себе под нос, но делает это без злобы. Ты же его знаешь. А подругам я о тебе рассказываю, потому что мне просто нравится говорить о тебе, Райли. Ты ведь моя дочь, пусть все знают, какая ты у меня. Да, я поспешила, сделав вывод, что тебя сделают капитаном. Не взяли, – она пожимает плечами, – да и черт с ними. Я горжусь тобой в любом случае. Мы с папой оба гордимся.
С моих плеч словно спадает тяжелый груз. Конечно, мама немного лукавит, потому что ей очень сильно хотелось видеть меня капитаном, но она ни за что не скажет об этом вслух, особенно когда я нахожусь в подавленном состоянии.
Подавшись вперед, я протягиваю руки, чтобы взять мамины ладони в свои.
– Спасибо.
– Это значит, что мне можно продолжать хвастаться тобою перед своими подругами?
– Только не при мне и без историй про мое детство, умоляю. Не хочу снова слушать о том, что я родилась со скатанным рыжим пухом на голове, а до моего шестилетия вы с папой думали, что я карлик, потому что слишком медленно росла.
Мне никогда не понять, как мама может умиляться таким вещам и рассказывать одни и те же истории снова и снова. Будь я ее подругой, то уже давно залезла бы в интернет и нажала кнопку «удалить из друзей Кору Беннет».
– Почему ты так не любишь, когда я рассказываю о твоем детстве? Мы с Сойером недавно вспоминали тот смешной случай, когда ты описалась, прыгая на батуте.
Ахнув, я накрываю рот ладонью.
– Зачем ты разблокировала ему это воспоминание?
– Он сам вспомнил. Зашел передать форму для выпечки, которую Скарлетт одолжила. Мы стояли на крыльце, разговорились о поступлении, а у дома напротив девочки прыгали на скакалке. Одна из них была в красных колготках, и Сойер тут же вспомнил тебя.