Ноттингем

– Сукин сын, – мои слова тонут в шуме голосов людей, выходящих из классов.

– Тик-так. Ну же, Райли. – Склонившись, Каллум стучит кончиком пальца по уголку своих губ. – Докажи им, что ты мстительная врушка, влюбленная в меня по уши. Либо спаси свою репутацию, хороня будущее мальчика по соседству. Или любовь не так сильна, как ты писала о ней в дневнике?

Выругавшись, я обхватываю Каллума за щеки и впиваюсь в его губы поцелуем. Он отвечает незамедлительно, властно и жадно. Все мышцы в моем теле напряжены до предела, я чувствую отвращение не только к Каллуму, но и к себе. Не могу поверить, что когда-то целовала его по доброй воле.

Его ладони крепко сжимают мою талию, и я впиваюсь ногтями в его щеки, стараясь сделать как можно больнее.

Внезапно Каллум грубо отталкивает меня от себя.

– Нет, Райли, прости, я не могу! – громко произносит он. – Не после твоей лжи. Ты не можешь мстить мне, а потом вести себя так, будто ничего не произошло.

Каллум оглядывает коридор и, прикусив губу, едва сдерживает улыбку, наслаждаясь тем, что план сработал. Кругом слышатся перешептывания, я буквально чувствую на себе осуждающие взгляды.

– Тут не на что смотреть, – бросаю я, поворачивая голову.

Из легких вылетает весь воздух, а в груди становится так больно, будто кто-то с ноги пнул в солнечное сплетение. Замерев в раскрытых дверях кабинета, на меня смотрит Сойер. Держа в руке тетрадь, он постукивает ею по бедру и раскрывает губы, словно собирается сказать что-то, но в итоге качает головой и молча уходит.

– Я бы на твоем месте не рассказывал ему о нашем уговоре, иначе комплекс героя не позволит ему сидеть на месте. Готов поспорить, что, узнав правду, он сам прибежит в участок.

Не хотелось бы этого признавать, но Каллум прав. Только как я теперь объясню все Сойеру? Как мы восстановим то, к чему я шла долгие годы? Как вернуть тот момент в ванной комнате, где он смотрел на меня потемневшим взглядом так, будто ждал этого так же сильно, как и я.

Теперь я, кажется, потеряла не только этот шанс, но и нашу дружбу.

* * *

Уже к концу второго урока одна половина Ноттингема говорит, что Райли Беннет не знает себе цену, а вторая называет меня лживой тварью. Ви и Хлоя заваливают сообщениями с вопросами, но меня хватает лишь на то, чтобы ответить: «Потом объясню».

Из топа самых популярных людей школы мы с Каллумом скатились в самый низ. Он – шантажист, а я – бесхребетная лживая дура. Не могу судить остальных, потому что если бы я увидела эту ситуацию со стороны, то сказала бы о нас то же самое.

Во время ланча еда не лезет в горло, я сжимаю в напряженной ладони вилку, гипнотизируя салат, и даже боюсь взглянуть на Сойера, сидящего через несколько столов. Я чувствую на себе его пристальный взгляд, и мои мышцы немеют от этого ощущения.

Хлоя и Ви смотрят на меня с сочувствием, так, будто я заложник под прицелом автомата террориста, хотя в какой-то степени так и есть.

В горле першит от желания разреветься, и я делаю несколько больших глотков воды. Каллум склоняется ко мне и постукивает вилкой по моей бутылке.

– Думаю, тебе пора сказать тост.

– Сейчас?

– Лучшего времени и места просто не найти.

Во рту появляется горький привкус. Я выстраивала свою репутацию годами, и теперь мне нужно устроить показательное самосожжение. За пару коротких мгновений я потеряю все.

«Все ради Сойера», – напоминаю сама себе и забираюсь с ногами на стул.

– Народ! – выкрикиваю я. – Минуточку внимания!

Обычно в кафетерии стоит такой гул, что никого не дозовешься, но, поскольку я хедлайнер сегодняшнего дня, все и без того смотрели в мою сторону. Внимание удается привлечь даже слишком быстро, становится непривычно тихо.

Ровно до этого момента я просто обожала быть в центре внимания. Сейчас же мне хочется сжаться до размера молекулы и исчезнуть.

– Наверняка многие из вас в курсе, что произошло в пятницу на вечеринке в парке Ветеранов. Я обвинила Каллума в том, что он шантажировал меня нюдсами.

В ответ тишина. Сжав дрожащие и влажные от пота ладони в кулаки, я думаю лишь об одном: главное, не смотреть на Сойера.

– Не знаю, сможет кто-то понять меня или нет, но я… Каллум сделал мне очень больно, бросив меня в начале лета, а затем стал проводить время с моей новой соседкой Фелис.

Фелисити, застывшая в очереди у стойки раздачи, выглядит потрясенной и даже испуганной.

– Я сходила с ума от обиды и ревности, а в пятницу переборщила и выпила лишнего. Я была так зла и хотела отомстить, что ляпнула это на эмоциях. Я соврала. Каллум Брайт никогда не шантажировал меня. Более того, он не стал опровергать эту ложь, чтобы не выставлять меня в плохом свете, потому что… Потому что он хороший человек, в отличие от меня.

Мой голос резко тонет в осуждающих охах и вздохах. В мгновение кафетерий наполняется множеством голосов, и ни в одном из них не звучит сочувствия и понимания.

На ослабевших ногах я спускаюсь со стула и, схватив сумку, стрелой несусь к выходу.

На улице издевательски хорошая погода, яркие лучи заставляют меня щуриться, пока я почти бегу к парковке.

– Райли! – раздается за спиной голос Сойера.