Ноты в венах

– Не веришь, но это так. Ты можешь уйти, однако снаружи опасно,– я пропустил вздох и встал, чувствуя себя виновником боли этого маленького существа. Я протянул к ней руку, но быстро осознал, что доверять Аиша мне не станет. Она проследила за моим движением и начала всхлипывать в чужом для неё магазине с теплым освещением, среди невыносимо чужих ей инструментов и нового мира.

– Отведи! Прошу – я повернулся в момент когда направлялся из магазина в свою комнату. Аиша протягивала руки ко мне и бесконечно просила. Умоляла. – Она где-то здесь, я уверена.

Я предлагал ей много вариантов решения проблемы, а она все плакала, не слушала меня.

Мои рёбра, словно тёрки, окружали ноющее и хрупкое сердце. Я не мог помочь ей. Не мог выпустить. Я подошел к Аише и схватил холодные пальцы. Она всё умоляла меня, и я, неожиданно для себя, начал петь. Хриплым и грубым голосом я начал петь колыбельную, которую вдруг достал из глубин сознания. Аиша плакала, закрыв глаза, и открывая их только для того, чтобы убедиться, что я все еще пою.

–…Теперь, сверкай сотнями. Пройди через темный лес и дотронься до небес…

Я давно потерял свою маму. Вспомнилось как , не говоря не единого слова, она выражала свою любовь. Мама была немой, и, когда диссонанс в её теле достиг пика, она потеряла слух, неприспособленная к обычной пище, она, у меня на глазах, медленно угасала. Мне было шестнадцать.

Аиша заснула, и я положил её на диван. Накрыв её пледом, я задумался о том, что ночами этим летом холодает.

В четыре часа в дверь снова постучали. Крепкий имбирный чай медленно был поставлен на стол. Я предположил, кем может быть гость, кроме таскающегося по городу оглохшего человека.

– Кто вы и что вам нужно?

Через дверь мне ответили:

– Мы встречались в «Чёрной филармонии». Я Эмили. Можешь открыть?– дверь передавала мне уверенный и красивый голос девушки, стоящей за ней.

Открыв, я увидел оценивающе пронзительный взгляд. Эмили вздрогнула от тепла, повеявшего из помещения, и, на удивление уверенно держалась после такого рода событий. Я видел людей , в которых ужас отпирает смелость. Когда становится страшно, они могут ополчиться на всех, однако не стоит забывать что, также как и остальных, цепи ужаса затягивают на их шеях петли.

Она прекрасно меня слышала и переживала весь этот кошмар вместе со мной. Я пригласил её войти. Эмили молча разглядывала товары, протягивала руки к налакированным инструментам: арфа, скрипки, виолончели, клавесины за грудой другого антиквариата, пока я наливал вторую чашку уже обыкновенного чёрного чая.

– Мы знакомы всего ничего. Как ты узнала мой адрес? И что тебе от меня понадобилось?– я сочился подозрением, однако не упускал возможности смотреть на её профиль.

– Тебе вкратце рассказать?

– Я бы предпочёл со всеми подробностями.

– На ресепшене в филармонии я нашла информацию о зрителях, побывавших на сегодняшних боях. Я услышала о теракте сразу после пробуждения. Дома меня ждали живые, но такие же глухие родители. Мне пришлось бежать – её тон понизился и растворился в шорохах за окном. Её переполняла обида, за то, что её близкие не услышали как она прощалась, либо за то, что она не смогла остаться с ними. – Я была уверена что человек, стоящий со мной на одной сцене не лишился слуха, поэтому заранее нашла информацию о тебе.

Я понимающе хмыкнул и замолчал, а она, как будто для себя или, рассуждая вслух, сказала:

– Да, люди обычно… – она помедлила,– начинают доверять тебе после того, как расскажешь длинную историю.

–Ты не думала о том, что это подозрительно, видеть знакомое тебе буквально сегодня лицо перед своим домом?

– Сейчас не приходится думать – только действовать,– она резко поморщилась, как будто осознала, что разговор стал слишком отвлеченным, и я тут же спросил:

– Почему ты была уверена, что я не пострадал?

– Потому что, эта одна из немногочисленных сцен по всему миру, способная полностью изолировать от входящих звуков. Разве ты не почувствовал?

–Да, будто в коробке.

– И ты пришла сюда чтобы?

– Я просто знала, что человек, к которому я иду, не лишился слуха,– она резко осела на пол и опустила голову.

– Чт..что ты тут будешь делать?– неожиданно для себя я заикнулся, задавая наиглупейший вопрос.

–Искать выход, переждать…подождать. А что ты или я можем сделать?

Мы сидели напротив друг друга по разным сторонам комнаты, облокотившись на товар, и смотрели, как тает ночь. Сегодня небо было первый раз в моей жизни таким звездным, даже через щель жалюзи. Я наблюдал за ним. Обычно оно было заслонено светом наших тел, прожекторов и вывесок.

–Что нам делать?

Я уже не помню, кто это спросил: я или она. Погружаясь в сон, я тревожился одной мыслью « А что если я останусь один?».