НОУКА ОТ ГОРЬКОГО ЛУКА

Голос России налился катаной броней и занял все пространство подъезда, да и сама она заметно раздалась вширь.

— И если бы мне понадобилась твоя защита, я бы тебя, оглоеда, пинком бы из постельки подняла в четыре часа утра первого января. Дала полчаса на сборы, потом лиазик, медкомиссия, гээспэ, учебка, кадрированная часть, слаживание. Древний СШ-68 с пауками внутри и разъебаный калаш, у которого огонь из коробки летит. Ты бы, блять, в маршевой теплушке не селфи из вагона-ресторана инстаграммил, с подписью «сезон охоты на каклов открыт», а искал бы рецепты экстренного гепатита или панариция у старших боевых товарищей. И всю дорогу выл бы от ужаса, свернувшись на полке, а не пиздел по телефону. Потому что тогда, когда мне, России, действительно нужна защита, наступает пиздец всему сущему во мне! И вот только потом, то, что от тебя осталось бы — если, конечно, осталось — я взяла бы на содержание. Небогатое. Если сможешь доказать участие в боевых действиях. Ты присягу принимал вообще, защитник?

— Ну, была какая-то, — подавленно вякнул Ваня. — Читали по бумажке, а потом детский хор и праздничный стол. И священник на гитаре играл богослужение.

— О! — Россия заметно оживилась. — Так это же меняет дело! Кому присягал?

— Народу Луганской Народной Республики.

— Ну так иди к ним, и проси покушать! Ты же за них пострадал. А чисто семейно, из милости, извини — я тебе объяснила свое положение. У меня на нормальных детей денег не хватает, не говоря уже об убогих. Мне надо тратить остатки на тех, кто меня в старости прокормит. Тебя тоже жалко, но подать могу только от достатков, а с достатками у меня сейчас трудно. Вот эта блядина, которую ты у себя в опечатанной квартире прописал, и жениться собирался, как ее, Маша?

— Наташа, — угрюмо ответил Ваня. — И она не блядь, а главный прокурор.

— Наташа, хуяша. Это она в твоем воображении генеральный прокурор, а для мирового сообщества именно что блядь. Потому что давала присягу — а кому, кстати, она давала присягу, не помнишь? — и потом, с той же присягой оказалась на службе другого государства. Вообще-то, так не делается. Сначала надо развестись, а уже потом жениться на другой. Сначала уволиться, а потом устраиваться. Твоя Наташа прокурор только у себя на кухне, и выйти оттуда боится, потому что сразу браслеты, экстрадиция, суд и двадцатка только в путь. Да и в прокурорах она долго не засидится — кому нужен прокурор, который в ста странах в розыске Интерпола? Ты себе представляешь высшего государственного чиновника, который от розыска прячется? Ты мне такую невестку рядишь? Чтобы я не знала куда глаза девать, когда она по этапу пойдет?

Хочешь с фашизмом воевать — иди в военкомат, подписывай контракт, оговаривай условия. А это чо было? — танцы на площади, проводы на вокзале, казаки с медалями, поп с кадилом, самодеятельность какая-то, поезд «Новосибирск — Ростов». А я, значит, плати? Не было там никакой войны, гражданская только была, Путин сказал, хохлы с хохлами воевали. Чего ты туда полез? Оторвало ноги под Марьинкой — так надо было в марьинскую милицию звонить, чтобы протокол составили, ноги твои нашли, и в марьинскую больницу ехать, чтобы на место пришили.

Дед! При чем тут дед? Дед твой вообще не воевал, ему на конец войны пятнадцать лет было, а прадед волком выл, когда его повесткой призвали — шестерых детей дома оставлял, и ни одного кредита! А куда деваться ему было? Не пойдешь — посадят. От Харькова до Волги пятился, за его спиной люди убегали, а перед ним ад горел. А у тебя, гаденыша, наоборот — перед тобой бегут, а за тобой горит. Прадед по солдатскому аттестату домой денежное довольствие пересылал все до копеечки, и из пайка небогатого раз в месяц посылки собирал. А ты мне что слал? Пижженый луганский металлолом на перепродажу, чтобы кредит закрыть? Закрыл? Да прадед бы тобой жопу вытереть побрезговал!

Матушка отдышалась, успокоилась, и закурила еще одну сигарету.

— Эдак вы скоро с фашизмом в соседнем отделении банка воевать начнете, с трофейными банкоматами. У меня вас полтора-ста миллионов, и любить вас, иначе как статистически, а не по отдельности, я просто не могу. Сердце не выдержит. Присяга есть — солдат. Присяги нет — пошел нахуй. Откуда мне знать, где ты ноги потерял? Может, в Исландии в гейзере отварил, как турист, или на Гавайях тебе акула откусила?

— Ты же сама говорила, что фашисты на Украине русских убивают. Я и поехал, — тоскливо сказал Ваня.

— Я говорила? — натурально удивилась Матушка, — Я, может, во сне говорила, или сама с собой в ванной рассуждала. Бумага нужна. Подпись, печать. Я еще и не то могу наговорить, я же баба. Я вот тебе скажу в окно прыгнуть — прыгнешь?

— Заебала!.. — страшно заорал Ваня, размахивая колодками-толкалками. — А ну быстро, блядь, дверь открывай! Это моя хата! Здесь на меня одна комната записана, и вещи мои там лежат. Я в суд подам! Да тебя за меня пацаны…

Россия вздохнула, тяжко поднялась со ступеньки и пошлепала розовыми тапками к двери. Толкнула бронелист и опять утвердилась в проеме.