Новь

- Конечно, не от птицы. Но от какого человека?

- От... от одного помощника правителя дел канцелярии губернатора...

- Как его зовут?

- Правителя?

- Нет, помощника!

- Его... его зовут Ульяшевичем. Он очень хороший чиновник, ваше превосходительство. Узнав об этом происшествии, я тотчас поспешил к вам.

- Ну да, ну да! И я повторяю, что весьма вам благодарен. Но какое безумие! Ведь это безумие? а? Господин Паклин, а?

- Совершенное безумие! - воскликнул Паклин - а у самого по спине теплой змейкой заструился пот. - Это значит, - продолжал он, - не понимать вовсе русского мужика. У господина Маркелова, сколько я его знаю, сердце очень доброе и благородное; но русского мужика он никогда не понимал (Паклин глянул на Сипягина, который слегка повернувшись к нему, обдавал его холодным, но не враждебным взором). - Русского мужика даже в бунт можно вовлечь не иначе, как пользуясь его преданностью высшей власти, царскому роду. Должно выдумать какую-нибудь легенду - вспомните Лжедимитрия, - показать какие-нибудь царские знаки на груди, выжженные раскаленными пятаками.

- Да, да, как Пугачев, - перебил Сипягин таким тоном, как будто хотел сказать: "Мы историю еще не забыли... не расписывай!" - и прибавив: - Это безумие! Это безумие! - погрузился в созерцание быстрой струйки дыма, поднимавшейся с конца сигары.

- Ваше превосходительство! - заметил осмелившийся Паклин, - я сейчас сказал вам, что я не курю... но это неправда - я курю; и сигара ваша так восхитительно пахнет.

- А? Что? что такое? - проговорил Сипягин, как бы просыпаясь; и, не давши Паклину повторить сказанное, чем самым, несомненно, доказал, что очень хорошо слышал его слова, но сделал учащенные вопросы единственно для важности, подал ему раскрытую сигарочницу. Паклин осторожно и благодарно закурил. "Вот, кажется, удобная минута", - подумал он; но Сипягин его предупредил.

- Вы, помнится, говорили мне также, - произнес он небрежным голосом, перерывая самого себя, рассматривая свою сигару, передвигая шляпу с затылка на лоб, - вы говорили ... а? вы говорили о том... о том вашем приятеле, который женился на моей... родственнице. Вы их видаете? Они недалеко поселились отсюда? ("Эге! - подумал Паклин, - Сила, берегись!")

- Я их видел всего раз, ваше превосходительство! Они живут действительно... - не в слишком далеком расстоянии отсюда.

- Вы, конечно, понимаете, - продолжал тем же манером Сипягин, - что я не могу более серьезно интересоваться, как я уже объяснил вам, ни той легкомысленной девицей, ни вашим приятелем. Боже мой! предрассудков у меня нет, но ведь согласитесь: это уже из рук вон. Глупо, знаете. Впрочем, я полагаю, их соединила более политика ... (политика!! - повторил он и пожал плечами) - чем какое-либо иное чувство.

- И я так полагаю, ваше превосходительство!

- Да, господин Нежданов был совсем красный. Отдаю ему справедливость: он своих мнений не скрывал.

- Нежданов, - рискнул Паклин, - быть может, увлекался; но сердце в нем...

- Доброе, - подхватил Сипягин, - конечно... конечно, как у Маркелова. У всех у них сердца добрые. Вероятно, и он участвовал; и будет тоже завлечен... Придется еще заступаться за него!

Паклин сложил руки перед грудью.

- Ах, да, да, ваше превосходительство! Окажите ему ваше покровительство! Право... он стоит... стоит вашего участия.

Сипягин хмыкнул.

- Вы полагаете?

- Наконец, если не для него... то для вашей племянницы; для его супруги! ("Боже мой! Боже мой! - думал Паклин, - что это я вру!")

Сипягин прищурился.

- Вы, я вижу, очень преданный друг. Это хорошо; это похвально, молодой человек. Итак, вы говорите, они живут здесь близко?

- Да, ваше превосходительство; в одном большом заведении ... - Тут Паклин прикусил себе язык.

- Те, те, те, те... у Соломина! Вот где! Впрочем, я это знал; мне это сказывали; мне говорили... Да. (Г-н Сипягин нисколько этого не знал и никто об этом ему не говорил; но, вспомнив посещение Соломина, ночные их свидания, он запустил эту удочку... И Паклин разом пошел на нее.)

- Коли вы это знаете... - начал он и вторично прикусил язык. Но уже было поздно... По одному взгляду, брошенному на него Сипягиным, он понял, что тот все время играл с ним, как кошка с мышью.

- Впрочем, ваше превосходительство, - залепетал было несчастный, - я должен сказать, что, собственно, ничего не знаю...

- Да я вас не расспрашиваю, помилуйте! Что вы?! За кого вы меня и себя принимаете? - надменно промолвил Сипягин и немедленно ушел в свою министерскую высь.

А Паклин снова почувствовал себя мизерным, маленьким, пойманным... До того мгновения он, куря, клал свою сигару в угол рта, не обращенный к Сипягину, и пускал дым тихонько, в сторону; тут он совсем ее вынул изо рта и совсем перестал курить

"Боже мой! - внутренно простонал он, а горячий пот обильнее прежнего заструился по его членам. - Что это я сделал! Я выдал все и всех... Меня одурачили, меня подкупили хорошей сигарой!!. Я доносчик... и как теперь помочь беде.