Новая девушка

Теперь во время перерыва на ланч мы ходили в кафе. Репетиционные по сравнению с ним выглядели печально и неряшливо — детское логово рядом с тем, что тогда казалось нам изысканным пристанищем.

Мы с Марго пили молочный коктейль, а Хелен — мятный чай; я видела, что Марго считает это выпендрежем. Чай я попробовала, но первый же глоток вызвал у меня позыв к тошноте, который я с трудом подавила.

— Хорошо влияет на кожу, — смеясь, заметила Хелен.

Она была не такой классной, как Марго. Слишком хладнокровна, чтобы зайтись в хохоте так, как это делали раньше мы с моей подругой. Правда, когда она смеялась — это больше походило на резкий выдох через обе ноздри, — я ощущала гордость от того, что мне удалось вызвать этот смех, и я так зациклилась на желании испытывать этот триумф вновь и вновь, что Марго перестала казаться мне такой уж классной.

После уроков мы втроем отправлялись домой к одной из нас — якобы с целью приготовить домашнее задание, но гораздо чаще смотрели «Эм-ти-ви» и читали журналы. У Хелен был запас зачитанного глянца, хранившийся в укромном уголке в ее спальне, в том месте, где когда-то был камин.

Она жила в помещении старого амбара, переделанного под жилье, — в домах, в которых жили мы с Марго, построенных уже после войны, не было такого количества закоулков и укромных мест, как в доме Хелен.

Коллекция слегка растрепанных журналов, принадлежавшая Марго, была собрана из тех изданий, что лежали на столиках в комнате ожидания перед кабинетом ее отца-дантиста. Она вполне успешно соперничала с коллекцией Хелен, и мы часто рассматривали их, лежа на лоскутном одеяле, ворсистом голубом ковре или сидя на кресле-мешке в форме бургера, притворяясь умудренными опытом дамами. Хелен хотела стать барристером[27]; я мечтала о том, чтобы стать галеристом — просто поскольку мне казалось, что это звучит изысканно. Марго же сказала, что хочет писать о людях более интересных, чем те, с которыми ей довелось встретиться в жизни — имени Хелен она при этом не назвала.

Во время таких посиделок Марго обычно вынимала заколки из моих волос и пыталась придать им новые формы, следуя инструкциям Хелен. Однажды я стала красить ногти Марго в то же самое время, когда она красила мои — как и всегда, наши руки переплелись, составив знак инь и ян. Какое-то время Хелен следила за нами, а потом предложила сделать то же самое втроем. Закончилось все тем, что костяшки наших пальцев были покрыты пятнами лака исчерна-красной расцветки. Вся разница между мной и Марго заключалась в том, что мне это показалось смешным.

Времена года сменялись с калейдоскопической быстротой. В один прекрасный день мы вдруг заметили, что на дворе царит весна, а мы все трое стали просто неразлучными. Мы вместе хулиганили, менялись одеждой и записывали друг для друга кассеты — при этом никогда не забывали сделать еще одну, лишнюю, копию, чтобы слушать музыку всем вместе.

Я предпочитала порывистые гитарные аккорды, Марго — популярную музыку, под которую мы могли танцевать. Хелен, чья старшая сестра училась за границей в Марселе, выбирала французские песни, которые мы пытались петь, копируя звучание французских слов. Лично мне эти мелодии не нравились, но я чувствовала, что не в них главная ценность этих песен. Много лет спустя, когда на одном из наших первых свиданий Чарльз небрежно заговорил о них, я была рада, что уже слышала что-то об «Эм-си Солаар»[28]. И только тогда поняла, что приобщение к мировой культуре может иногда быть совершенно случайным и достаточно бесцеремонным.

Я уже успела забыть, что Хелен новенькая и для нас человек малознакомый, когда заболела и несколько дней не ходила в школу, а Марго и Хелен продолжали посещать кафе без меня. Марго я знала достаточно хорошо, чтобы понять, что ей во время этих посещений было некомфортно без меня, моей постоянной поддержки — я, со своей стороны, хотела быть ее защитницей, ощущая при этом небольшое превосходство.

Марго так никогда и не смогла понять, что для нее идеальная цифра — 3. Втроем можно было как-то ослабить ее внутреннее напряжение, втроем можно было разговорить ее так, что она даже могла показаться болтливой. В компании из троих она могла расцвести, но я знала, как отчаянно ей хочется, чтобы нас опять оказалось двое. А я в это время поняла, что мне нравится, как Хелен смогла вписаться в эти закрытые отношения, связывавшие нас с Марго.

В Хелен я обнаружила безрассудство, которым всегда хотела обладать, боясь при этом совершать безрассудные поступки в одиночестве. Марго предпочитала покой и безопасность, тепло и уют, а я хотела испытывать дрожь от принимаемых судьбоносных решений, хотела подставлять лицо штормовому ветру, проживая жизнь на самой грани… Так вот, Хелен, кажется, никогда не боялась рискнуть.