— Млять, ты ещё тут со своими плоскими шутками! — завопил Серёга, но затем на сей раз и сам уже посмеялся вместе с нами. Эту хохму я им уже рассказывал. В том тысячелетии ещё была как-то статья в "Спид-Инфо" про здоровенного сома-людоеда, и так получилось, что мы с приятелями и подружками на озере, и одна из них как раз с этим номером газеты. В общем, начитались все этой статьи, пошли купаться, доплыли где-то до середины, метров сто от берега, плывём обратно, и тут я — ага, как бы невзначай — "Кто мне скажет, водятся тут сомы или не водятся?" Надо ли говорить, сколько всякой хрени я тогда выслушал в свой адрес от двух не в меру впечатлительных подружек? Боялся даже, как бы не захлебнуться со смеху…
Доплываем, выходим на берег, снова растягиваемся на песке, прикуриваем. А Володю снова любопытство обуяло:
— Так чего там в натуре с тем грёбаным мегалодоном динозавровых времён?
— Ну, ископаемые зубы в Канзасе в самом деле очень похожи на мегалодоньи, так что хрен его знает, — ответил геолог, — Собственно, раньше так и считали, что это он и есть с тех самых времён…
— Ага, я ещё книжку фантастическую читал про живого мегалодона в глубинах Марианской впадины, который потом всплыл на поверхность и шухеру там навёл, так там в прологе такой же мегалодон матёрого тираннозавра слопал.
— Это не та книжка, где в самом конце мужик уже в глотке у мегалодона зарезал его изнутри мегалодоньим же окаменевшим зубом? — припомнил и я.
— Ага, она самая. По ней америкосы ещё и фильм хотели снять, да только так и не сняли. А я его так ждал!
— Тут главная нестыковка в том, что зубы-то похожи, но начиная с палеоцена и до середины эоцена они не попадаются вообще, а потом вплоть до миоцена — одна только предковая мелочь уже достоверного миоценового мегалодона, — вернул нас на грешную землю Серёга, — Хрень какая-то получается — что при динозаврах был, потом аж на сорок миллионов лет куда-то заныкался, и только после этого снова нарисовался. Хотя, может и найдут ещё где-то такие же окаменевшие зубки в тех промежуточных слоях…
— Большие — хрен найдут, — предсказал я, — Трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, когда её там нет.
— Ты уверен? — озадаченно спросил спецназер.
— Абсолютно. Не забывай о мел-кайнозойском вымирании.
— А чего мел-кайнозойское? Ну, вымерли динозавры, птеродактили и эти самые, морские ящеры, как их там, ну так остались же и акулы, и крокодилы.
— Остаться-то они остались, но какие? Весь тот меловой крупняк независимо от фамилии тогда повымирал на хрен, а осталась одна мелюзга, и весь нынешний крупняк — потомки той уцелевшей мелюзги. Наш собственный тогдашний предок был величиной с белку. На суше вообще хрен чего уцелело крупнее курицы — жрать было тупо нечего, так что меловой предок реального миоценового мегалодона был мелким шустриком. В охоте он, конечно, толк и тогда понимал — на него ж охотились все, кому только не лень. Так от него какие-то остатки былого поголовья ещё хоть как-то прокормились и уцелели, а все, кто был покрупнее и попрожорливее его, банально поотбрасывали коньки с голодухи.
— Из-за "ядрён-батонистой зимы" от той юкатанской каменюки?
— Ну, она, конечно, тоже свою роль сыграла, но в целом там сложнее было…
— Деканские траппы, — сообщил Серёга, — Там даже вулканических конусов не образовывалось, а просто из всех разломов пёрла базальтовая лава и заливала огроменные площади. А траппы — это надолго. Восточно-сибирские пёрли где-то с полтора миллиона лет и совпадают по времени с пермским вымиранием, а деканские на Индостане — около миллиона лет — вот с этим мел-кайнозойским. Это и те же самые газы с аэрозолями, и сажа от лесных пожаров, только не один раз, как от каменюки, а всё время. Ну, не равномерно, конечно, а урывками — то утихнет, то снова раскочегарится, и так многие сотни тысяч лет.
— Миллион лет "ядрён-батонистой зимы", значит?
— Ну, не совсем зимы. Это затемнение, конечно, препятствовало поступлению солнечного света и тепла, но вместо него тепло поступало от самих траппов, так что по температуре-то оно могло где-то то на то и выходить. Без света было хреново. Пищевая цепочка-то ведь на нашем шарике вся базируется на фотосинтезе растительности — и на суше, и в океане, а какой уж тут в звизду фотосинтез, когда темно, как у негра в жопе?
— Так тогда чего получается, что юкатанская каменюка вообще не при делах?
— Нет, она таки поучаствовала, — возразил я, — Камешки — явление не такое уж и редкое. Каждые тринадцать тысяч лет, считай, шарик колбасит от очередного, вот только степень заколбаса зависит от того, какой камешек мы в этот раз словили и куда конкретно. От самого камешка идёт локальная и относительно кратковременная шкода. Помнишь, ты в Мавритании просил Серёгу тираннозавра раскопать, а мы тебе объясняли, что хрен он его тебе раскопает — не было их ни хрена в Африке?
— Ну, было дело. А с хрена ли им там не жилось?