Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Дальнейшим подтверждением новой реальности стало англо-русское соглашение 1907 года. Россия и Франция еще раньше заключили договор, а теперь три империи создали Тройственный союз как противовес альянсу Германии и Австро-Венгрии. Однако кайзер отмел разговоры о «балансе сил» как пустое прикрытие традиционной антинемецкой политики Британии и Франции; с его точки зрения, Тройственный союз был попросту очередной попыткой окружить Германию. Некоторые англичане критиковали антигерманскую направленность британской стратегии равновесия сил и считали Грея слишком агрессивным. Другие видели эту стратегию слишком нестабильной, способной со временем втянуть страну в континентальный вооруженный конфликт.

Баланс сил сработает лишь в том случае, говорили критики, если существует естественное равновесие между двумя сторонами и каждая из них искренне заинтересована в его поддержании. А до этого явно далеко. Османская империя разваливалась, в Европе расцветал национализм, особенно на Балканах, Германия намеревалась соперничать с Британией на море и в колониях, да и риск возникновения споров между европейскими державами относительно границ их заморских владений никуда не делся. В конце XIX века сливным клапаном для потенциального антагонизма стала Африка: у всех континентальных держав появился шанс реализовать свои экономические и военные амбиции за счет ее обширной территории и богатых ресурсов. Однако сейчас континент был практически полностью поделен и разграблен Британией, Францией, Германией, Бельгией, Италией и Португалией, и колонизаторы с подозрением переглядывались с соперниками через внутриевропейские границы.

28 июня 1914 года системе баланса сил выпало тяжелейшее испытание: в Сараеве националист из Боснии застрелил эрцгерцога Франца-Фердинанда Австрийского, наследника австро-венгерского престола. Убийства столь же влиятельных фигур случались и раньше; но на этот раз ни одна из вовлеченных сторон, похоже, не имела желания разрешать ситуацию. Австро-Венгрия считала, что ей угрожает балканский национализм и российские амбиции в регионе. Будучи слишком слабой, чтобы противостоять опасности в одиночку, она обратилась к Германии с просьбой поддержать ее в объявлении войны, пусть даже Россия выступит на стороне своих сербских союзников. Немцы, также опасавшиеся российского влияния на Балканах, исходили из убеждения, что однажды им придется столкнуться с Россией (и лучше раньше, чем позже, с учетом долгосрочных планов Российской империи по обновлению вооружения). Так что Германия дала Австро-Венгрии карт-бланш, и Сербии объявили войну. Последовал эффект домино. Русские, рассчитывая на поддержку Франции, объявили мобилизацию войск в поддержку Сербии против Австро-Венгрии; Германия в ответ объявила войну России. Франция, жившая в страхе нападения Германии с 1871 года, когда немцы захватили ее территорию, мобилизовала армию в поддержку России.

Британия оставалась единственной из ведущих европейских держав, до сих пор не сделавшей хода. Немцы чувствовали уверенность, что она так и не вступит в борьбу, и настрой кабинета в целом был, по словам Черчилля, «безгранично мирным». В противоположность им лидер юнионистской оппозиции Лоу пребывал в воинственном расположении духа. Он предупреждал Асквита, что «колебаться в вопросе поддержки Франции и России… будет смертельно для чести и безопасности» страны. Постепенно, но неотвратимо правительство скатилось к позиции Лоу; сам ход событий неумолимо толкал Британию к войне на континенте. «Мы все словно бы плыли по воле волн, – рассказывал Черчилль, – в своего рода мрачном каталептическом трансе».

3 августа 1914 года Германия объявила войну Франции, а на следующий день вторглась в Бельгию. Либеральная администрация осудила нарушение нейтралитета континентального государства и объявила войну Германии – из солидарности с Бельгией и с целью помочь своим союзникам, Франции и России. В правительстве теперь считали, что нет иного выбора, кроме как вступить в противостояние с государством, признанным в Британии сильнейшей угрозой ее безопасности и процветанию. Германию следовало остановить.

Заявления кабинета делались в полной уверенности, что война закончится в считаные недели, и все воинственно настроенные люди разделяли этот оптимизм. Британский флот, в полной боевой готовности стоящий в Северном море, по-прежнему превосходил немецкий, а что до сухопутных войск Тройственного союза, то предполагалось, что они быстро зажмут Германию и Австро-Венгрию в тиски с запада и востока. По всеобщему убеждению, обширные территории Британской империи могли обеспечить сколько угодно солдат. Исходя из всех этих соображений, Грей уверял палату общин: «Мы меньше пострадаем, вступив в войну, чем если останемся в стороне». Черчилль нисколько не сомневался, что сама Англия не ощутит конфликта, занимаясь «обычными делами».