Новая эпоха [с иллюстрациями]

– Можно ПОПРОБОВАТЬ, – уточнил Васькин, – Фабриций против кампанцев настроен жёстко, и я не уверен в его согласии, но в принципе вербовку агентуры из этих сектантов он мне разрешил. Может статься, что я и смогу уговорить его насчёт одной не слишком замаранной в тяжких преступлениях кампанки – если увижу в этом смысл и если буду уверен в том, что не пожалею об этом позже.

Массилийка, проникшись, залопотала с арестанткой по-гречески со скоростью хорошего пулемёта – мы оба едва успевали разобрать только отдельные слова и понимали только с пятого на десятое…

– Елена говорит, что согласилась бы на ВСЁ, – по глазам обеих было предельно ясно, что понимается под этим "всё", и не менее ясно то, что кампанка готова разлечься и раздвинуть ноги хоть прямо сейчас и хоть прямо на столе, – Но только не это. Это было бы предательством по отношению к братьям и сёстрам по вере, – переводя, Аглея и сама явно не была обрадована, – Боюсь, я не смогу её убедить. Нельзя ли ей заслужить снисхождение как-нибудь иначе? – и улыбается эдак намекающе.

– Хренио, хочешь поржать? Нарочно – хрен придумаешь! – прикололся я, – Я звоню домой, а моя там с твоей и с Юлькой лясы точит. Я говорю своей, что задержусь по тому же делу, что и ты, и Юлька тут же версию выдала, что мы с тобой по бабам втихаря прошвырнуться намылились, а тут – прикинь, нас с тобой как раз на это и подбивают, – и мы оба расхохотались.

– Для "как-нибудь иначе" у нас и без неё женщин достаточно, – ответил мент, когда отсмеялся, – А от неё мне нужны имена и адреса тех, кто ещё не втянут в секту, но помогал ей или намеревался помогать.

– Для Елены это предательство, – перевела гетера ответ арестантки.

– А чего ты хотела? – испанец обратился к кампанке напрямую по-гречески, – И невинность соблюсти, и капитал приобрести? Так в жизни не бывает. Или ты с ними, или – с нами, и от этого будет зависеть твоя дальнейшая участь. Да, это – предательство, если уж называть вещи своими именами, но и предательство тоже бывает разным. Вряд ли ты расскажешь мне что-то такое, чего бы я не выпытал у прочих ваших, да и уже известного мне вполне достаточно, чтобы всех их вздёрнуть высоко и коротко. В чём ухудшится их судьба от рассказанного тобой? Зато на тайной службе у нас ты сможешь спасти многих других – тех, кто ещё на распутье. Почитайте своего Диониса сами, развратничайте в его честь друг с дружкой – не за это мы вас преследуем, а за мошенничества, вымогательства, убийства и вовлечение местной молодёжи. Любого из сочувствующих вам, которого ты отвратишь от преступной деятельности, ты спасёшь тем самым от гибели при облаве или от петли на шее. Это, по-твоему, тоже предательство? Пусть оступаются и гибнут оттого, что некоей Елене Неаполитанской захотелось героически пасть, но остаться чистенькой? Я не тороплю тебя с решением, можешь подумать пару-тройку дней. А чтобы тебе лучше думалось, эти дни ты проведёшь не в вашем холодном обезьяннике, а в тёплой одиночной камере – у нас как раз одна такая освободилась. Увести – в пятую одиночную!

Конвоир увёл кампанку, а Хренио, ухмыльнувшись нам с Аглеей, нырнул за такую же ширму, как и у меня, после чего оттуда донеслись характерные щелчки…

– Чем эта неаполитанка отличается от остальных? – спросил я массилийку, – Не просто же так ты хлопочешь именно за неё?

– Я хорошо знаю её по Коринфу. Елена училась вместе с нами в школе гетер.

– Что-то я не припоминаю её в вашем выпуске.

– Её выгнали из школы, не допустив к испытаниям.

– Так, так! – я поднапряг память, – Меропа рассказывала мне, кажется, о трёх любительницах разгула – одна уже была выгнана, а две сидели под замком?

– Елена – одна из этих двух. Мы ведь с Хитией рассказывали тебе, как у нас зарабатывались деньги? Мы вдвоём позировали скульптору и довольствовались тем, что он мог заплатить нам. А кому-то хотелось заработать больше и быстрее. Кора, Гелика и Елена решились зарабатывать на продажной любви. Кора залетела и попалась на аборте – её выгнали в порны ещё за месяц до выпускных испытаний. Гелику выдала наставницам Фиона, которая потом перед самым испытанием отравила Лаодику, а Елена попалась и вовсе глупо – даже не на связи с любовником, а на позировании ему как художнику…

– За это разве тоже выгоняют?

– Нам с Хитией это не грозило – отделались бы поркой и запретом на выходы в город, но Елена соблазнилась на щедрую плату и позировала совсем не там, где следовало бы. Представь себе только – нагишом среди бела дня в храмовом портике!

– Храма Афродиты?

– Если бы! За это ей, конечно, тоже влетело бы, и посильнее, чем нам с Хитией, если бы мы попались, но это был храм Геры, и хотя портик был не главным, да и видел её только храмовый сторож, её выходку посчитали святотатством. Тут уже вообще казнью попахивало, но это грозило бы большим скандалом и школе, поэтому дело о святотатстве замяли, а выгнали Елену как бы за любовную связь, на самом деле так и не доказанную…

– Оторва ещё та! – констатировал я, – И с таким отношением к богам она вдруг стала фанатичной поклонницей Диониса?