Новая Европа Владимира Путина. Уроки Запада для России

Европейское наследство вечно и до того богато, до того высоко, что история ещё ничего не представляла подобного. Но вопрос вот в чём: если в эпоху современного, позднего плодоношения своего европейские государства сольются действительно в какую-нибудь федеративную, грубо-рабочую республику, не будем ли мы иметь право назвать этот исход падением прежней европейской государственности?

Константин Леонтьев, русский философ254

Британцы, с одной стороны, были одними из главных архитекторов Европейского союза, но, в то же время, были и наиболее евроскептическими из всех западноевропейских наций255. После Второй мировой войны британский премьер-министр Уинстон Черчилль предлагал «возродить европейскую семью», для чего нужно было «создать структуру, в рамках которой Европа смогла бы жить в мире, безопасности и свободе». Именно Черчилль выдвинул идею Соединённых Штатов Европы (United States of Europe). При этом собственно Великобританию он не рассматривал как часть этого нового образования, считая, что править европейскими Штатами должны Франция и Западная Германия. Так, за созданием в 1951 г. Европейского общества угля и стали (European Coal and Steel Community) и Европейского экономического союза (European Economic Community) британцы благосклонно наблюдали со стороны.

Включиться в процесс европейской интеграции решил премьер-министр от Консервативной партии Гарольд Макмиллан, который в 1961 г. направил формальное прошение о вступлении. Он считал, что дальнейшее нахождение вне растущей общеевропейской структуры пагубно бы сказывалось на Британии. Лейбористы высказались категорически против, утверждая, что присоединение к европейской федерации будет означать «конец тысячелетней истории независимой Британии» (для современных британских лейбористов, тяготеющих к мультикультурализму и открытым границам, апелляция к «тысячелетней истории» показалась бы проявлением крайне-правого экстремизма). Прошение Лондона, однако, было ветировано президентом Франции Шарлем де Голлем. Он опасался, что Британия не только начнёт играть в европейском проекте первую скрипку, но и привнесёт в континентальный проект американское влияние, которого де Голль опасался. В итоге Британия была приняла в ЕЭС лишь 1973 г., после отставки и смерти французского лидера.

Поскольку вступление в европейский проект было неоднозначно воспринято в британском по-литикуме и обществе, в июне 1975 г. был проведён общенациональный референдум. 67% высказались за участие страны в Европейском сообществе и общем рынке.

Маргарет Тэтчер горячо поддерживала нахождение страны в ЕС ещё за четыре года до того, как стала премьером. Однако затем её позиция стала меняться на всё более скептическую. Произнося свою знаменитую речь 1988 г. в бельгийском Брюгге, она заявила: «Пытаться подавить национальную государственность и сконцентрировать власть в руках европейского конгломерата было бы в высшей степени ущербно и представляло бы опасность целям, которые мы стремимся достичь. Европа однозначно будет сильнее потому, что она включает в себя Францию как Францию, Испанию как Испанию, Британию как Британию, каждую со своими обычаями, традициями и идентичностью. Было бы глупо пытаться подогнать их под стандарты европейской идентичности»256.

Тэтчер и её сторонники считали, что первоначальная идея торгового партнёрства была подменена на амбициозный франко-немецкий проект по созданию политического союза. С брюггской речи Тэтчер начался новый виток британского и, пожалуй, в целом западноевропейского евроскептицизма.

После ухода Тэтчер споры в высших слоях британского политикума о европейской интеграции только обострились. Премьер-министр от Консерваторов Джон Мейджор в приватной беседе называл евроскептических министров из своего же собственного кабинета «ублюдками». А фраза, брошенная в 1994 г. премьером от Лейбористов Тони Блэром, о том, что, если понадобится для блага ЕС, Британия откажется от фунта и перейдёт на евро, вызвала бурю общественного возмущения.

Когда европейская интеграция стала набирать обороты, с Амстердамским и Лисабонским соглашениями, Лейбористы становились всё большими оптимистами, в то время как среди Консерваторов, напротив, росло число скептиков. Начались разговоры о возможности выхода страны из ЕС. Начиная с 2005 г. Дэвид Кэмерон, боровшийся за лидерство в Консервативной партии, говорил о необходимости отхода от европейской интеграции257.