Нет оснований говорить, что в данном случае возникла стандартная восточноевропейская языковая нация, поскольку обычная восточноевропейская нация формировалась в XIX — начале XX столетия следующим образом: среди образованной части обычно католиков — шляхтичей и клира — возникали идеи создать литературу на местных диалектах; эти романтики создавали мифологию новой нации, делая акцент на романтических литературных сюжетах; затем разворачивалась пропаганда новой идентичности среди крестьян и создавалась культурная среда в городах, основанная на новом литературном языке и новых идентичностях; в свою очередь эти движения подхватывались внешними силами, политически в них заинтересованными.
Однако субъектов политики, которые подхватывали новые национализмы, было немного, и их борьба определяла в основном политическую историю новых национализмов и новых восточноевропейских языковых наций.
Российская империя стимулировала до определенного предела антипольскую идентичность крестьян — украинцев-малороссов, белорусов-западнороссов, даже литовцев. Русский вариант антипольских местных идентичностей обычно опирался на православную церковь и культуру. Австро-Венгрия и Германия стимулировали более радикальные течения, которые провозглашали такой «символ веры»: мы — не русские, мы — не поляки, мы — европейцы. Австро-Венгрия и Германия работали в основном с католическим направлением в национальном движении, но главное, что и Австро-Венгрия, и Германия были готовы рассматривать особые политические проекты независимой или автономной Украины, Белоруссии, Литвы. Польское националистическое движение в отношении местных национализмов также вело собственную политику. Польская идентичность, когда она обращалась к опыту Речи Посполитой как федерации народов и к идее социального освобождения крестьян, была способна к продуктивному сотрудничеству с национализмами украинцев, белорусов, литовцев.
Коммунисты были готовы сотрудничать против Российской и иных империй региона с кем угодно. В том числе и с местными национализмами. Но особенностью коммунистического движения в регионе была его тесная связь с городами, а города по основному составу населения были еврейскими. В силу этого коммунистическое движение долгое время было весьма слабым игроком в регионе.
Но зато у коммунистов была великая идея социального освобождения крестьянства и примирения местных народов между собой во имя коммунистической революции и будущего отмирания наций вообще. В результате после Октябрьской революции именно коммунисты оказались наиболее успешными игроками, оказывающими влияние на восточноевропейские национализмы. Во всяком случае на национализмы в регионе Украины, Белоруссии, Прибалтики и частично — Польши.
Именно коммунисты обеспечили становление формально независимых и реально весьма самостоятельных в рамках СССР Белорусской и Украинской союзных республик. Коммунисты обеспечили быстрый рост значения кадров, происходивших из числа украинцев и белорусов. А затем, в ходе трансформаций начала 1930-х годов, в БССР и УССР произошла настоящая культурная революция: местные кадры и местная по происхождению крестьянская культура стали доминирующими на всех социальных уровнях.
Однако становление поддержанных коммунистами национальных культур и народов в Восточной Европе не подразумевало доминирования в культурном творчестве и тем более в политике национально ориентированной интеллигенции. Национальная интеллигенция использовалась, приглашалась из эмиграции в УССР и БССР, выращивалась из местных кадров в целой системе учреждений и институций, позволявших ей развиться: были созданы творческие союзы с отличным финансированием, национальные театры, музеи, академии наук и университеты, национальными стали школы и вузы.
В пропаганде подчеркивалась родственность украинцев УССР и украинцев Польши и других европейских стран, находившихся под властью иноэтничных националистических диктатур. СССР активно поддерживал национальную вооруженную борьбу украинцев, белорусов и литовцев против Польши. Герои этой борьбы стали героями в УССР и БССР и даже во всем СССР.
В случае победы Советского Союза над Польшей, например, или — в ином варианте — в случае победы коммунистической революции в Европе Украина увеличилась бы примерно наполовину по сравнению с той территорией, которая входила в состав УССР в 1930-е годы. Еще больший территориальный массив при таком повороте должна была бы получить БССР. Это обстоятельство являлось чрезвычайно важным фактором, сплачивавшим украинцев и белорусов в рамках советской версии их культуры.