Новая идеология: голодомор

Любопытно, что в самой украинской националистической пропаганде 1930-х годов голодомор как заметная тема отсутствует. Голод 1932–1933 годов в эмигрантской украинской пропаганде проходит как одно из проявлений зверств евреев и коммунистов, но не как нечто эсхатологическое, не как миф, сплачивающий нацию. Видимо, это было обусловлено политической ситуацией, в которой оказался украинский национализм в 1930-х годах.

В 1933–1934 годах украинский национализм в самой УССР получил удары, которые практически ликвидировали его как идейное течение. Индустриализируемой УССР, ее политическому классу, за плечами которого была коллективизация в условиях угрозы войны против Польши, этот национализм был чужд.

Польша, где после 1933 года усилился польский этнонационализм, отказалась от курса на войну с СССР. К тому времени польский национализм впрямую столкнулся с выросшим в самой Польше влиянием украинского национализма. Польско-украинская напряженность в очередной раз переросла в польско-украинскую вражду, так что после 1933 года украинский национализм все более находил опору в нацистской Германии.

Процесс переориентации украинского национализма на нацизм был сложным и занял несколько лет. По мере сближения с правящими в Германии нацистами украинский национализм стал в основном орудием нацистов против Польши и Чехословакии. Антисоветский украинский потенциал на некоторое время утратил значение, и тема голода в 1930-х годах ушла для украинских националистов в тень.

После разгрома Польши в 1939 году произошло некоторое возрождение внимания украинской националистической и нацистской пропаганды к голоду 1932–1933 годов. Это логично: украинские националисты так и не получили из рук немцев ни своей республики в Закарпатье, ни своей республики на руинах Польши в Галиции-Волыни.

В рамках германской политики украинскому национализму осталась одна функция — быть антисоветской силой, которая, быть может, получит от нацистов в ответ на лояльность свою государственность на руинах СССР. Украинская националистическая пропаганда, прежде всего пропаганда через структуры Организации украинских националистов (ОУН), после сентября 1939 года перенастраивается на антисоветизм. Именно в это время тема коллективизации и голода 1932–1933 годов всплывает вновь. Впрочем, даже после начала войны Германии против СССР лишь одна серия немецких пропагандистских листовок была посвящена теме голода.[52]

Во время Второй мировой войны голод 1932–1933 годов не воспринимался украинцами Восточной Украины как нечто консолидирующее нацию, как нечто, за что надо мстить советской власти. Муссирование темы голода как следствия коллективизации подразумевало бы роспуск колхозов, но в Восточной Украине нацисты колхозы сохранили — их роспуск откладывался на послевоенное время. Объемы продовольственных поставок немецкой армии, за исключением Западной Украины, где колхозов почти не было, доводились напрямую до как бы бывших колхозов, а не до индивидуальных хозяйств.

В Восточной Украине новое поколение практически не знало ни христианских ценностей, ни несоветских вариантов идентичности. Напоминание о голоде 1932–1933 годов в украинских городах или в среде молодежи не вызывало никаких заметных эмоций.

Украинский национализм в городах восточной части Украины скорее был направлен против евреев как своего рода конкурентной этнической общины. Частично — против русских. В восточноукраинской деревне тема голода также не вызвала заметного отклика. Судя по материалам Украинского штаба партизанского движения, эта тема в контрпропаганде отсутствовала. «Коллективный бедняк» помнил в основном о былой неграмотности детей, регулярных голодовках из-за неурожаев и об отсутствии техники в хозяйстве.

Оккупанты отнюдь не стремились создавать условия для быстрой социальной революции от колхоза к индивидуальному хозяйству. Сначала колхоз сохранялся как удобный институт, с прежними председателями и аппаратом управления. Затем, когда на части Украины колхозы распустили, прежний аппарат власти сохраняли для фискальных нужд. Инвестиций в фермерское хозяйство не было. Немцы выкачивали из деревни самую трудоспособную часть населения — молодежь, а часть мужчин мобилизовали в полицию.

Наконец, оккупанты не допустили формирования на Украине рынка и рыночных отношений. Фермерское крупнотоварное производство не могло возникнуть в принципе: уже зимой 1941–1942 годов немцы начали масштабные реквизиции продуктов для нужд армии и Германии, затем тяжесть поставок только нарастала, пока в конце 1942 года оккупированная часть Украины не встала на грань голода.[53]

Тема голода оказалась политически невостребованной.

Несмотря на то что голод 1932–1933 годов был ужасен, разочарование оккупационной властью привело в Восточной Украине к возврату просоветских симпатий, и после отхода немцев на запад в 1943–1944 годах в Восточной Украине антисоветского партизанского движения создать не удалось.