Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Парадоксальным образом фактический развал Халифата как единого политического целого был вызван в значительной мере именно развитием государственных институтов. Распространение единой системы сбора податей, судопроизводства и комплектования местных гарнизонов на обширных пространствах, покоренных халифатом, разрастание аппарата местной администрации со временем сделало избыточным существование формального административного центра. Меньшими по размеру государствами было быстрее, дешевле и эффективнее управлять. Раздробленности также способствовало сохранение местных региональных традиций, тем более когда они усиливались (как в случае армянских земель Ашота Багратида) сохранением иной религии.

Вместе с тем, политическая раздробленность вдоль границ исторических «земель» сопровождалась усилением общеисламского самосознания, несмотря на растущую поляризацию между суннитами и шиитами (сам религиозный раскол в исламе можно рассматривать как следствие интенсификации религиозного чувства и усложнения системы верований). На эпоху правления Аббасидов (749−1258) приходится и расцвет «арабской культуры», которую точнее было бы назвать арабоязычной, ибо арабский стал общим языком высокой культуры для представителей самых разных народов, от Ферганской долины до Северной Африки. Политическая раздробленность вносила уточнения в воображаемую карту обитаемого мира, на ней появлялись новые государства, династии и даже народы, но сама карта оставалась более или менее общей на всем пространстве арабской культуры и знакомой с ней периферии.

Стремительное появление, победоносная экспансия и начало раздробления Арабского халифата заняло менее двух столетий (с 632 г. до начала IX в.). По сравнению с этим историческим динамизмом западный сосед и основной противник Халифата — Византия — выглядела оплотом традиции и стабильности (см. карту). Формальная самостоятельность Восточной римской империи со столицей в Новом Риме (до 330 г. носившей имя Византий, после — более известной своим неофициальным названием Константинополь) отсчитывается с 395 г. н.э. Смена династий и внутренние кризисы, потеря и возврат территорий, борьба между разными интерпретациями христианской религии не могли подорвать фундаментальную устойчивость империи. Спустя почти половину тысячелетия после своего возникновения, в середине IX века, Византия вступает в очередной этап подъема, связанного с приходом к власти так называемой Македонской династии в 867 г. Прекращается период внутренних смут, успех сопутствует во внешней политике, государственный аппарат достигает степени специализации и масштабов, непредставимых в то время нигде — пожалуй, кроме Китая.

Интересно, что формализация институтов власти и механизмов управления обществом не привела в Византии к децентрализации и раздробленности, в отличие от Халифата.

Во-первых, важнейшую роль в сохранении единства страны играла церковь, которая в Византии находилась под контролем императора. В отличие от ислама, христианская церковь представляет собой жесткую иерархическую вертикальную структуру. Если халиф оставался символическим лидером всех мусульман (что не предполагало обязательного постоянного политического господства), то Константинопольский патриарх (и тесно связанный с ним император) еще и опирались на духовенство как на разветвленную социальную структуру, пронизывающую все слои общества во всех провинциях и безоговорочно подчиненную Константинополю.

Во-вторых, государственные институты Византии развивались имперскими властями осознанно, опираясь на правовую традицию Римской империи и собственный опыт. Об искусстве управления и о подготовке профессиональных чиновников писались трактаты, а административная система корректировалась путем рациональных реформ. Важнейшую роль сыграл перевод административного деления начиная с VIII в. на систему военных округов — фем. Границы фем не совпадали с историческими землями, а главная роль в них принадлежала не местной аристократии, а назначаемым императором генералам (стратигам). Для империи, располагавшейся на территориях с древними традициями собственной государственности (или, во всяком случае, с собственной родовой знатью), это была не просто военная реформа: как показывает история Багратидов (или Саманидов), Арабский халифат не случайно распадался по границам провинций, совпадавших с территориями исторических регионов и некогда покоренных царств.