Историки, воспринимающие походы Святослава в качестве проявления активной «внешней политики» «Киевской державы», забывают о том, что само разделение государственной политики на «внешнюю» и «внутреннюю» является поздним феноменом. Оно предполагает не только фиксацию внешних территориальных границ государства, но и четкое разделение населения на «свое» и «иностранное», а также различие внешней и внутренней политики по методам и целям. В отличие от Ольги, озабоченной организацией управления землями первоначальной конфедерации племен вдоль Волжско-Балтийского и днепровского торговых путей, Святослав демонстрирует не территориальное, а «процессуальное» понимание владений: они там, где в настоящий момент находятся князь с дружиной, извлекая доход силой оружия. Именно различия в понимании смысла княжеской власти стали темой последнего спора Ольги и Святослава накануне ее смерти по версии летописца, когда Святослав заявил:
Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае, ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли — паволоки, золото, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха, и воск, и мед, и рабы.
Для Ольги Рѹськая земля — это уже определенная территория, от Киева до Новгорода, которую она пытается скрепить единой системой управления, через сеть административных и символических (княжеские охотничьи угодья) представительств. Действия Святослава демонстрируют иное, ставшее уже архаичным к тому времени понимание Рѹськой земли как зоны господства дружины (рѹси), экстерриториальной в том смысле, что контроль осуществляется не над людьми («племенами») или историческим регионом, а над потоками материальных ресурсов. Так же и Рюрик мог сказать про Ладогу, а Аскольд-Дир — про Киев: «там середина земли моей, [ибо] туда стекаются все блага». При этом Святослав не считал себя правителем болгар, на землях которых пытался утвердиться с дружиной, не имел он и никакого контроля над огромной территорией от низовьев Дуная до Киева. Его власть — «точечная» в пространстве и «дискретная» во времени, то есть существующая только там и в тот момент, где он находится с дружиной, и только пока победоносен.
С точки зрения экономической логики и антропологии власти старой варяжской дружины, действия Святослава рациональны, а сам он воплощает идеал вождя. Он постоянно ведет дружину в новые богатые места, за новой добычей, вместо того, чтобы заботиться о равномерном поступлении доходов с уже покоренного населения. С точки зрения Рѹськой земли как территориального целого, «внешняя политика» Святослава бессмысленна и прямо губительна.
Так, в 968 г. в его отсутствии печенеги осадили и едва не захватили Киев, и только подоспевший отряд «людей» с противоположного (северского) берега Днепра под командованием воеводы Претича вынудил печенегов снять осаду и отойти вниз по Днепру. Святославу же на Дунай отправили письмо с красноречивым упреком:
Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою потеряешь, нас ведь чуть было не взяли печенеги, и мать твою и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?
Из этих слов явствует, что сами киевляне считали, что Святослав действует не в интересах Киева, и что «своя земля» для него была актуальна только как «отчина» — заботился он не о ней. Еще более интересно, что, судя по всему, Святослав увел с собой в поход всю дружину профессиональных воинов (поэтому чуть не пал Киев, осада снята «людьми» под командованием воеводы со славянским именем Претич, и посылают на далекий Дунай за Святославом, чтобы окончательно прогнать печенегов). Но это значит, что огромная территория Рѹськой земли управлялась Ольгой без помощи дружины (в смысле особой военной организации, самостоятельной общины воинов), только через систему погостов и при помощи местных воевод, вроде Претича. Авантюра Святослава на Дунае сделала Киев уязвимым для нападения врагов, но при этом в мирное время нужды в святославовой дружине — как и дунайских завоеваниях — в Киеве не испытывали.