Новая инквизиция

Башни грозных некогда «тридцатьчетвёрок» исчезли неизвестно куда — и были заменены грубыми бетонными копиями. Лесник посмотрел на ноздреватый бетон, окрашенный в защитный цвет, из которого торчали танковые пушки, — и отвернулся. Напротив, через шоссе, виднелись увенчанные шарообразными куполами здания — Пулковская обсерватория. «Нива» стояла неподалёку, в тени берёзовой рощицы. У мемориала защитникам Ленинграда на Киевском шоссе было безлюдно. Только они. Лесник и Анна.

Она молчала. Он — тоже. Не знал, как начать разговор. Вернее, если уж не обманывать самого себя, — отнюдь не разговор. Допрос.

Анна не спрашивала ни о чём. Словно давно привыкла к лазающим на рассвете в окно кавалерам — настолько привыкла, что без слов выходит вслед за ними тем же путём, через окно, — и отправляется на утренние загородные прогулки.

Молчание затягивалось, и Лесник наконец его нарушил:

— Ты можешь не дописывать реферат о военно-полевых судах. Заказчик мёртв. Убит и расчленён.

Стандартной женской реакции на услышанное не было. Не было ахов, охов, вообще никаких выплесков эмоций. Анна спросила:

— Он был тебе другом? Или просто коллегой?

Казалось, Дыев нож сам рвался из ножен наружу. Лесник стиснул пальцами левой руки кончик черенка. Голос звучал мёртво:

— Откуда ты это знаешь?

— Я не знаю. Догадываюсь… Вы очень похожи. Когда Эдик идёт… шёл по улице, он как будто очерчивал вокруг себя невидимую сферу и внимательно контролировал всех, кто пересекал её границы. Причём совершенно на этом не сосредотачиваясь, рефлекторно… Ты ходишь так же.

Это простая наблюдательность, подумал Лесник. Хорошая сенсорика плюс хорошая логика. Нередко встречаются и у вполне нормальных людей, успокаивал он себя. И не верил успокоительным мыслям. Анна продолжала:

— И лексика… Я хорошо чувствую речь, и письменную, и устную… А люди, которые много общаются, поневоле, чисто подсознательно, заимствуют друг у друга и характерные словечки, и обороты, и структуру фраз. Причём чем лучше к человеку относишься, тем активнее происходит заимствование. Или вы с Эдиком провели много времени за дружескими разговорами, или был кто-то третий — общий друг, или наставник… И ещё: когда ты мне дал ручку — записать телефон — ты характерно её держал. Словно оружие. Словно в любой момент готов был вогнать её в глаз, в ухо… Мне или кому другому. И тоже — бессознательно, рефлекторно. Эдик дал мне ручку так же. И — точно такую же. Похожих я нигде не видела.

Фу-у-у… Как всё просто. Всего лишь ручка-тестер… Увиденная во второй раз, сработала как катализатор памяти — и тут же выплыли все мельчайшие, обычно не замечаемые детали…

Но всё было не так просто. Потому что Анна сказала ещё кое-что.

— И… я даже не знаю, как это назвать… я не говорила, но Жозефина Генриховна — моя родственница. Для удобства я зову её тёткой, но тут какая-то дальняя степень родства, она и сама сбивается, многие родственные связи порвались ещё до войны… Но… похоже… у меня тоже есть какие-то семейные способности. Не такие сильные, как у неё… Я могу как-то-чувствовать людей… это не ауры, по крайней мере не те, о которых пишут в книжках, не видимые глазом сияния вокруг голов… Но я чувствую — настроение человека, здоров он или болен, кое-что ещё… У тебя и у Эдика — из всех, кого я встречала, только у вас — одинаковая завеса… Не пробиться, ничего не понять, только чувствуется, что там, за ней — живой человек. Я не очень всё это понимаю, я никогда всерьёз не училась пользоваться этим, несколько раз просила Жозефину помочь разобраться, она всегда отшучивалась…

Это было похоже на правду. Или — на небольшой кусочек правды, продемонстрированный, чтобы скрыть всё остальное.

Она чувствовала СКД-вакцинацию… Вернее, её последствия. Хорошей сенсорикой это уже не объяснить.

— Скажи, у тебя быстро заживают раны? — спросил Лесник.

Ответить Анна не успела.

Звук моторов. Скрип тормозов. На площадку перед мемориалом въехали три машины, полные людей.

Глава двенадцатая

Площадка-3. Четырёхэтажный особняк, окна на Екатерининский парк.

Раньше в здании располагалось нечто вроде элитной гостиницы без вывески — для размещения пребывавших в Царское Село важных особ и делегаций. В последние годы назначение здания не изменилось, лишь вместо партийно-правительственных шишек в нём ныне квартировали большей частью бизнесмены высокого полёта.

Оборудование апартаментов — оргтехника, компьютеры, средства связи — позволяли капитанам экономики легко разворачивать здесь временные офисы. Юзеф развернул временный штаб.

Было, правда, одно неудобство — количество послушивающе-подглядывающей аппаратуры в несколько раз превышало все предельно-допустимые нормы. Но обер-инквизитора такие пустяки не смущали. Часть «жучков» его подчинённые изъяли, часть заглушили, а замаскированная над широченной кроватью камера транслировала теперь бесконечно-слезливую мелодраму «Сумерки страха» с видеомагнитофона, работающего в режиме «нон-стоп». Впрочем, действуй пресловутая камера в штатном режиме, — особой радости установившим её это бы не доставило.