Инфестат вел меня какими-то невообразимыми путями. Иногда мы спускались, но почему-то оказывались выше. Шли вперед, но горизонт отдалялся. Брели вверх по склонам, но они бесконечно удлинялись, стремясь пронзить тяжелые сернистые облака. Когда мы проходили мимо гигантского заброшенного маяка, торчащего на скалистом берегу высохшего моря, я не выдержал гнетущего безмолвия:
— Может хватит этой молчаливой демонстративности? — обвиняющим тоном высказал я призраку. — Просто объясни человеческим языком, где мы находимся?
— Не получится, — тотчас же отозвался Аид. — Потому что сам не знаю. Никто из живущих или ранее живших так и не разгадал загадку, которая нас сейчас окружает.
— Как у тебя всё просто! — не удовлетворился я таким ответом. — Ну а вся эта жуть, которую ты видишь? Она тебя не смущает?
— Мы с тобой видим разное. Наш дух попал в энергетический поток белого шума. И разум просто пытается придать ему знакомые очертания.
— Допустим. Но что это вообще? Что из себя представляет?
— У тебя будут целые века, чтобы отыскать ответ, — насмешливо фыркнул фантом, и я понял, что мало чего добьюсь своими расспросами.
— Тогда что ты мне собирался показать, если мы здесь видим разное?
— Даже за этим горизонтом бытия есть вещи монументальные и неизменные. Просто прояви чуточку терпения.
И бесконечное шествие продолжилось. Уж не знаю, сколько минуло времени. Но мне этот путь показался пешей кругосветкой. И когда Аид вдруг остановился, я чуть не налетел на его сплетенную из миллионов лоскутов спину.
— Вот, полюбуйся. Мы пришли, — сказал силуэт.
Я осторожно обогнул застывшего инфестата и остолбенел. Совсем рядом с нами в пространстве висела идеально гладкая циклопическая сфера. Черная, как сам космос. И по аналогии с космосом, внутри неё проглядывались кро-о-охотные россыпи цветастых точек. То ли звезд, то ли целых галактик.
Зрелище это было столь таинственно и непостижимо, что внутри у меня всё затрепетало. Я не понимал, с чем столкнулся и что именно вижу. Но душа моя вблизи с
— Что… это? — с восторженным придыханием спросил я, жадно рассматривая мистическую сферу.
— В ватиканских архивах содержалось много упоминаний. Еще во времена античности одаренные полагали, что это семя нашей Земли, — бесстрастно молвил Аид, явно не испытывая того благоговения, которое охватило меня. — Уже тогда люди догадывались, что почва таит где-то глубоко под собой ядро, проводя аналогии с косточкой персика. Чуть позже появилась гипотеза, будто бы это некий эфемерный орган нематериального мира, подобный сердцу. Якобы он перекачивает некроэфир между слоями бытия. Предполагалось, что именно сфера отвечает за численность инфестатов. Когда она засыпает, их инициируется всё меньше. А когда пробуждается, то наоборот. Еще позднее, а может и ранее, какой-то Темный Жрец с тягой к философии утверждал, будто это олицетворение смерти. То, благодаря чему жизнь в принципе зародилась и существует. Как две стороны медали, как незыблемое единство противоположностей, когда без одного не может быть другого. Когда к закату бронзового века грянул упадок естественных наук, и люди стали подвержены излишней суеверности, родилось другое предположение. Будто это сама Морта — богиня смерти. Либо же ее Око, наблюдающее за своими последователями. Как бы там ни было, единой точки зрения нет и никогда не будет. Долгое время никто вообще не решался целенаправленно исследовать это средоточие мрака. Даже путь к нему описывать считалось кощунством. И так длилось до тех пор, пока на него не наткнулся сам Иезуус. Именно благодаря его трудам я отыскал это место.
— Скажи… Аид… — я облизал пересохшие губы, хотя в этом странном измерении у меня, скорее всего, и физического воплощения-то не было. — А какие выводы содержались в
— Действительно хочешь знать? — скептически воззрился на меня призрак.
— Да…
— Значит, ты уже не считаешь, что я тебе вру?
— Черт бы тебя подрал, прекрати издеваться! Просто ответь!
— Ну что ж… ты сам этого захотел, — неопределенно колыхнулся силуэт. — Не знаю, как это на тебя повлияет, но Иезуус считал, что нашел настоящего бога. Того, кто сотворил всё сущее. Если верить датировке в его рукописях, именно после исследований сферы он провозгласил себя божьим сыном и создал новую веру. Ту, которой и по сей день следуют миллиарды людей. Именно после этого Иезуус стал одержим идеей истребления себе подобных. Но причин столь маниакальной тяги, к сожалению, он нигде не раскрывал. Мое мнение таково, что его разум вообще сильно пострадал после… эй, ты куда?
Не слушая, что там говорит Аид, я смело вышел к черному Оку. Оно манило меня, словно Сирена заблудшего моряка. И противиться этому зову было выше моих скромных человеческих сил.
— Это бесполезно, — услышал я позади себя, когда потянулся ладонью к безупречному боку сферы. — Я пробовал с ней взаимодействовать, даже кхм… не будучи лишенным некроэфира. Ты ничего не добьешься.